Москва за океаном - [33]
На "Х" — две книжки Хема, прижизненные издания, пятьдесят третий год. Это, может, самое солидное из того, что тут есть…
Но из одного только беглого осмотра фонда, конечно, извлечь всю правду про отличия рядовой американской провинциальной библиотеки от, допустим, рядовой русской столичной невозможно. Не только ведь ассортиментом они разнятся!
Какое главное и первое отличие?
Доступность книг!
Сразу непонятно, тут надо пояснять. Самая удобная библиотека размещалась в пяти минутах ходьбы от моей тамошней квартиры. Населения в городке, точнее, даже в поселке — две тысячи человек, а вот поди ж ты, своя собственная библиотека! Вот так просто — зашел и взял.
Честно сказать, там не всегда размещалась библиотека, раньше, лет десять назад, был винный магазин. А когда его перевели в большой торговый центр, что в пяти километрах, на освободившемся месте уже совсем было открыли секс-шоп. Но общественность возмутилась: у всех же дети! По вашей догадке, на общественность плюнули, она утерлась и отстала. А победил бизнес, возобладали соображения прибыли, как положено в мире чистогана, так? Ничуть не бывало! Это была другая общественность, иная, она за двести лет страшно и необратимо привыкла к свободе, к свободному владению огнестрельным оружием на дому, — не очень в нее поплюешь, это опасно. Она совершила решительные, самоотверженные и недешевые действия: за полтора месяца собрала по подписке 80 тысяч долларов и выкупила землю со зданием. А жалоб слезливых и жалких она не писала, не унижалась, она же там у себя — хозяин. Красиво, правда? И вот там, где стоял винный магазин, где после не встал секс-шоп, теперь муниципальная библиотека. На этой картинке не только коллективный образ американского читателя, но и некая диаграмма изменения нравов. Видите, пить меньше стали, винный прогорел, не от хорошей же жизни его закрыли. И демократия со свободным предпринимательством толкуются не дословно, не примитивно, не по-идиотски, не так, чтоб, уплатив деньги, можно было спокойно какать на голову соседской публике.
А интересы эротоманов как меньшинства, ну и прочая политкорректность нет, они не пострадали. В торговом центре, напротив сосланного винного, в видеотеке устроили для них заднюю комнатку со "взрослыми" фильмами, куда дети до восемнадцати лет не допускаются. В эту укромную заднюю комнатку к голубым, розовым и анальным лентам неожиданно было отправлено и, например, "Последнее танго в Париже". Ну, невинный и простительный перегиб в борьбе-то за правое дело.
Далее о доступности (я все про книги, не про секс-шоппинг). Все книги — и те, что в нашей библиотеке, и те, что в шести соседних, близлежащих, — собраны в одном каталоге. Взял их сразу все и вызвал на экран. Не на выдвижной столик поставил ящик с пыльными карточками, как, допустим, в "Ленинке", а на компьютерный монитор. Он, конечно, простенький, монохром, то есть черно-белый, старинный, и разрешающая способность его невероятно низка, и работает он медленно. У нас в России таких уже и нет, у нас трудно найти компьютер менее чем "Пентиум"! (Богатая потому что страна, наверно.) Несмотря на это, вторым пунктом в списке отличий их библиотек от наших все-таки будет техническая оснащенность.
Ну, вызвал себе каталог, заказал книжки. Тех, что нет прямо тут, привезут через пару дней на микроавтобусе, который снует по окрестным библиотекам. А как привезут заказанную вами книгу, то что? Вряд ли угадаете: вам домой позвонят и скажут. Это и есть третье, главное отличие от наших библиотек навязчивый сервис.
— Вы, например, что сегодня заказываете из других библиотек? — спрашиваю у библиотекарши.
— Да вот "Блюда ирландской кухни". Том Клэнси, пара боевичков (он автор "Охоты за Красным Октябрем"). Еще для подростков про приключения.
Как люди ленивые и нелюбопытные (это за нами заметил еще покойный Пушкин), мы можем себе брать такую отговорку: книжки б я пошел в библиотеку да взял, но потом ведь отдавать надо в условленное время, подлавливать, когда они там открыты. И это возражение моя бывшая американская библиотека сняла. Там стоит на улице ящик, и в него можно книжки возвращать даже ночью.
А вот четвертое отличие: дозированное — а не огульное! — применение в библиотечном деле такой, казалось бы, неуместной вещи, как принципы рыночной экономики. Вот на барной стойке библиотеки — вырезка из New York Times: список бестселлеров. Вы тут же их можете заказать, то есть записаться в очередь. А если неохота ждать, возьмите экземпляр без очереди и читайте, платя каждую неделю по доллару. Или вот в углу — полка с любимой американской надписью SALE. Там распродаются двойные книжки, или старые, или которые годами никто не берет. Помню, я там купил Ле Карре за один доллар и оперу "Богема" на кассетах, с брошюркой, лондонское издание — за трешку-то отчего не взять.
Отличие пятое и самое любопытное: библиотека — это демократическое учреждение! Там применяются принципы народовластия… Однако я говорю о демократии не в ее российском понимании, когда бандита нельзя арестовать, если у него есть купленное удостоверение депутата Госдумы, или когда хозяева телевидения — самого демократичного из искусств — назначают Президента России. Здесь речь о демократии в ее иностранном, заморском, чуждом смысле. Это когда библиотекой, например, управляет выборный совет граждан, который и решает, как жить и какую проводить политику, что покупать, что продавать, а что даже и выбрасывать.
Два циничных алкоголика, два бабника, два матерщинника, два лимитчика – хохол и немец – планомерно и упорно глумятся над русским народом, над его историей – древнейшей, новейшей и будущей…Два романтических юноши, два писателя, два москвича, два русских человека – хохол и немец – устроили балаган: отложили дела, сели к компьютерам, зарылись в энциклопедии, разогнали дружков, бросили пить, тридцать три раза поцапались, споря: оставлять мат или ну его; разругались на всю жизнь; помирились – и написали книгу «Ящик водки».Читайте запоем.
Эта книга — рвотное средство, в самом хорошем, медицинском значении этого слова. А то, что Кох-Свинаренко разыскали его в каждой точке (где были) земного шара, — никакой не космополитизм, а патриотизм самой высшей пробы. В том смысле, что не только наша Родина — полное говно, но и все чужие Родины тоже. Хотя наша все-таки — самая вонючая.И если вам после прочтения четвертого «Ящика» так не покажется, значит, вы давно не перечитывали первый. А между первой и второй — перерывчик небольшой. И так далее... Клоню к тому, что перед вами самая настоящая настольная книга.И еще, книгу эту обязательно надо прочесть детям.
Одну книжку на двоих пишут самый неформатно-колоритный бизнесмен России Альфред Кох и самый неформатно-колоритный журналист Игорь Свинаренко.Кох был министром и вице-премьером, прославился книжкой про приватизацию — скандал назывался «Дело писателей», потом боями за медиа-активы и прочее, прочее. Игорь Свинаренко служил журналистом на Украине, в России и Америке, возглавлял даже глянцевый журнал «Домовой», издал уйму книг, признавался репортером года и прочее. О времени и о себе, о вчера и сегодня — Альфред Кох и Игорь Свинаренко.
Выпьем с горя. Где же ящик? В России редко пьют на радостях. Даже, как видите, молодой Пушкин, имевший прекрасные виды на будущее, талант и имение, сидя в этом имении, пил с любимой няней именно с горя. Так что имеющий украинские корни журналист Игорь Свинаренко (кликуха Свин, он же Хохол) и дитя двух культур, сумрачного германского гения и рискового русского «авося» (вот она, энергетика русского бизнеса!), знаменитый реформатор чаадаевского толка А.Р. Кох (попросту Алик) не стали исключением. Они допили пятнадцатую бутылку из ящика водки, который оказался для них ящиком (ларчиком, кейсом, барсеткой, кубышкой) Пандоры.
Широко известный в узких кругах репортер Свинаренко написал книжку о приключениях и любовных похождениях своего друга. Который пожелал остаться неизвестным, скрывшись под псевдонимом Егор Севастопольский.Книжка совершенно правдивая, как ни трудно в это поверить. Там полно драк, путешествий по планете, смертельного риска, поэзии, секса и – как ни странно – большой и чистой любви, которая, как многие привыкли думать, встречается только в дамских романах. Ан нет!Оказывается, и простой русский мужик умеет любить, причем так возвышенно, как бабам и не снилось.Читайте! Вы узнаете из этой книги много нового о жизни.
Два романтических юноши, два писателя, два москвича, два русских человека — хохол и немец — устроили балаган: отложили дела, сели к компьютерам, зарылись в энциклопедии, разогнали дружков, бросили пить, тридцать три раза поцапались, споря: оставлять мат или ну его; разругались на всю жизнь; помирились — и написали книгу «Ящик водки».Читайте запоем.
Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…