Москва - Варшава - [13]

— Мне-то что… — пробормотала она. — А вот бедняге, который взялся подогнать мою машину со стоянки… Подумать страшно, что на его месте могла быть я! — её передернуло, и игры на сей раз в этом было мало.

— Да, жутко представить, — согласился врач. — Но постарайтесь не думать об этом. Главное — что впредь вам ничего не угрожает.

А вот в этом врач был не прав. Когда он ушел, и Богомол осталась с сиделкой, которая помогла ей раздеться и лечь в постель, а сама устроилась в соседней комнате с книжкой, Богомол постаралась ещё раз осмыслить произошедшее.

Странный парень, наблюдавший за ней в банке — она уже не сомневалась, что парень был наблюдателем, а не случайным зевакой… Взрыв… Обыск в её номере… Все это — звенья одной цепи, и охота идет за ней! Но тогда зачем эта игра в «ирландских террористов»? Очень просто — чтобы Богомол выпала из поля зрения следствия, чтобы её личность больше никого не интересовала, чтобы её отпустили на все четыре стороны и следствие не стало заниматься её судьбой… Чтобы у её похитителей руки были развязаны для следующих попыток её убить — возможно, когда она, в силу обстоятельств, будет жить по другому паспорту и с другой фамилией — а эти обстоятельства должны были наступить очень скоро. Смерть Мари Мишон (для канадского паспорта она взяла себе то самое имя, которым пользовалась для прикрытия возлюбленная Арамиса остатки любви к «Трем мушкетером» ещё сохранились с детства, с тех замечательных дней, когда она, девочка-«хорошистка», почти отличница, сбегала из своего тусклого заводского района в иной мир, удивительный и светлый, грызла яблоки, валяясь на диване и жадно проглатывая страницы, а мама хлопотала на кухне…), машину которой взорвали в Женеве, могла бы ещё вызвать лишние вопросы, а смерть, например, Жаклин Дюпон или Терезы Хавьерас никто со взрывом не свяжет — оборвется даже самая тонкая ниточка, которая может вывести на убийц.

Но, выходит, они этой ниточки боятся? То есть, ниточка может оказаться не такой тонкой? Выходит, где-то есть у них слабое звено, которое они, как истинные профессионалы, пытаются ликвидировать.

Это слабое звено она ещё попытается нащупать. А пока ясно: переходить на жизнь под другим паспортом ей нельзя ни в коем случае! Даже на один день, даже ради исполнения очередного особого задания.

Так ведь и эти особые задания сейчас ни в коем случае выполнять нельзя!

Выходит, её подталкивают к тому, чтобы она подвела заказчиков — и сама себя похоронила?

Да, и ещё одно: люди, шарившие в её номере, занимались этим после того, как она уехала в банк. Если они уже считали её покойницей, то что они искали? И, если считали её покойницей, то почему постарались не оставить никаких следов своего пребывания — малейших, которые могла бы заметить только она? Хорошо, допустим, если бы она погибла и в её номере был обнаружен полный разгром, то версия об ирландских террористах могла бы вызвать у следствия ненужные сомнения. Но ведь — к примеру — чемодан, оставленный открытым на кровати, к разгрому не отнесешь, с точки зрения посторонних людей, чемодан могла бы бросить открытым и она сама, сильно спеша… Но нет, они восстановили все в идеальном порядке именно для нее.

Ну, на этот вопрос ответ ясен: у них наверняка идеально налажена связь, и о том, что покушение сорвалось, они узнали в тот же момент. Один звонок по мобильному телефону кого-то из их сообщников возле банка — того же странного парня…

Но остается первый вопрос: что можно было искать в номере у покойницы?

Нет, конечно, они не устанавливали «жучков» — для прослушивания мертвых «жучки» не нужны. Они искали что-то очень определенное, что-то конкретное.

Что?

Какие-то указания, куда она собиралась направиться отсюда, в какую страну, в какую область мира? Зачем им это? Чтобы взять на себя её очередной заказ, который она уже не смогла бы выполнить? Допустим… Через три недели после её смерти — в точке Х, известной только ей — погибает заказанный ей человек. Тогда если кто и попытается связать Мари Мишон с Богомолом, то откажется от этой версии. Для всех, обладающих тайной информацией, Богомол будет считаться исчезнувшей на три недели позже.

То есть, им необходимо отвести следы — и выиграть время после её смерти. Отчаянно необходимо, если эта версия правильна.

Второй вариант. Они искали что-то, способное и после её смерти представлять для них смертельную опасность.

Это «что-то», в таком случае, должно быть внешне очень безобидным — но для знающих людей разоблачительным наотмашь.

Но тогда… Она знала, кому стоит опасаться любой мелочи, которая может вдруг оказаться в её вещах!

Да, картина прояснялась. Она довольно улыбнулась.

— Марион! — позвала она.

— Да? — сиделка появилась немедленно.

— Будьте добры, принесите мне мою косметичку…

Сиделка, с понимающей улыбкой, пошла за косметичкой. Принеся косметичку своей пациентке, она заметила:

— На вашем месте, я бы в жизни не стала переживать из-за того, как выгляжу. Вы — такое совершенство, что, право, кажется лишним что-то к нему добавлять.

— Спасибо, — ответила Богомол. — Но ведь вас самим известно, как мы, женщины, можем переживать из-за внешности, и насколько неизлечим этот комплекс. Мне сейчас кажется, что на мне лица нет!