Москва в лесах - [19]

Моя жизнь во многом сходна с жизнью сверстников, поступивших в институты в год смерти Сталина. Конечно, итоги очень разные у людей, сидевших на одной студенческой скамье. Много грустного, печального и трагического. Тяжело бывает встретить в приемной бывшего сокурсника, блестящего по уму и дарованию, превратившегося за время, что мы не виделись, не в знаменитого ученого, как многие полагали, а в больного алкаша. Тяжело видеть трясущиеся руки, заискивающие, просящие глаза. Что тут скажешь? Почему так бывает? Кто виноват? Сам человек или сложившиеся помимо его воли обстоятельства? Наверное, есть судьба, какое-то предопределение, есть рок. Но всегда остается человек, его воля, принципы, стремление вопреки всему преодолевать преграды, выходить с честью из любых тупиков и жизненных лабиринтов.

* * *

Выполнив волю отца, получив диплом экономиста, я впоследствии осуществил и юношеское желание, снова поступил учиться в родной институт и закончил (без отрыва от работы) аспирантуру.

Тема моей кандидатской - "Применение горизонтального замораживания грунтов при строительстве коммунальных тоннелей в условиях города Москвы". Эти условия возникают повсеместно при прохождении тоннеля под железной дорогой, например, под другим препятствиями. Бурить вертикальные скважины нельзя, а там - плывуны, их ничем закрепить нельзя, кроме как горизонтальным замораживанием.

Моим научным руководителем был тогда, четверть века назад, профессор, доктор технических наук, заведующий кафедрой строительства шахт и подземных сооружений Горного института Илья Дмитриевич Насонов. Это известный специалист, человек высокой культуры из семьи, давшей русской науке крупных ученых. Спасибо ему!

Диссертацию на звание доктора экономических наук - защитил сравнительно недавно, в 60 лет. Тема ее далека от кандидатской, потому что заниматься мне пришлось ко времени этой защиты наземными проблемами. Она формулируется так: "Системное регулирование функционально-пространственного развития города".

Учиться люблю, даже теперь, будучи профессором Международного университета, членом Академии Горных наук и семи других академий. Между двумя защитами, когда началась перестройка, закончил спецкурс Академии народного хозяйства при Совете Министров СССР, еще через три года - Школу менеджеров при Союзе научных и инженерных обществ СССР.

* * *

Болезненной проблемой для тех, кто жил и был прописан постоянно в Москве, после окончания института становилось обязательное распределение, направление на производство в дальние края. В очной аспирантуре получали право учиться только круглые отличники. После дипломных экзаменов я, как все, предстал пред лицом Государственной комиссии. Она направляла на работу, давая назначения по заявкам министерств, госпредприятий, которым требовались молодые специалисты. То был один из принципов социалистической плановой экономики. Государство решало будущее каждого дипломированного инженера, юриста, учителя, предоставляя постоянное место службы и жилье.

Многие опасались, что их зашлют к черту на кулички, распределят в дальние города, шахтерские поселки. Там риск завязнуть, потерять постоянную московскую прописку, а с ней вместе - право на жилую площадь. И тогда навсегда прощай, столица, прощай Москва!

У меня такой боязни не было. Более того, я стремился на периферию. Мне хотелось себя испытать в трудном деле, пожить самостоятельно. Хотелось проявить себя, быть первым, пусть и на деревне. Всегда в провинции жизненного пространства неизмеримо больше, чем в столице, где все места заняты и пробиться вперед долго нет никакой возможности.

И потом, что греха таить, мне всегда хотелось хорошо зарабатывать, ощущать себя самостоятельным, не зависимым ни от кого человеком, даже от любимых родителей.

Нас годами приучали к мысли, что "гнаться за длинным рублем" - нечто постыдное. Считалось, желание заработать - чувство мещанское, несовместимое с высоким, бескорыстным отношением к профессии, стране, обществу. Бедность, непритязательность к материальной стороне почитались как величайшая добродетель. А стремление иметь хорошую квартиру, дачу, машину, модно одеваться - объявлялось чуть ли не предосудительным, не соответствующим "моральному кодексу строителя коммунизма". Мне всегда казалось, что это фарисейство, обман одних людей другими, меньшинством, которое ради корысти приучало большинство трудящихся к бедности. Поэтому естественное желание хорошо жить считалось аморальным.

Помещичье хозяйство держалось веками на крепостном праве, неоплачиваемой барщине. Крестьянин гнул спину на чужой земле, мало что получая за работу. Социалистическое хозяйство зиждилось на бедности, нужде и нищете народных масс! Социализм был строем, который не только колоссально недоплачивал народу за труд, но и беспрестанно идеологически обрабатывал трудящихся. Им внушалась мысль о ненужности щедрой, полноценной оплаты за содеянное. Всех запугивали "буржуазными предрассудками", классовым перерождением, со всеми вытекающими из этого "перерождения" последствиями. Материальной оплате труда противопоставлялись главным образом моральные поощрения: ордена и медали, значки, звания ударников коммунистического труда, передовиков социалистического соревнования, грамоты и другие подобные знаки внимания. Зачастую - без денежного вознаграждения.