Москва слезам не верит: сборник - [7]

— Бесполезно, — оценила ситуацию Людмила. И они пошли дальше.

В витрине магазина стояли две модели телевизоров — «Рекорд» и «Чайка». Они практически ничем не отличались друг от друга, но по ним транслировались разные программы. По одной передавали футбольный матч, по другой пел хор имени Пятницкого. Звук через толстое витринное стекло не доходил, но мужчины, толпившиеся у витрины, и без звука все понимали, комментировали удачи и просчеты игроков.

— Послушай, — сказала вдруг Людмила, — пять лет над учебниками горбатиться — и что? Все равно рабочие больше инженеров получают.

— Инженером интереснее, — возразила Катерина.

— Тоже мне интерес, — не согласилась Людмила, — снизу работяги жмут, сверху начальство давит. Да и химия — наука скучная, одни формулы.

— Химия — будущее человечества, — заявила Катерина. Так считал академик Тихомиров.

— Ты не о будущем человечества, а о своем настоящем думай, — посоветовала Людмила.

За ними пристроились двое парней. Обычно девушки ходили по двое, парни тоже предпочитали ходить вдвоем, в случае драки легче биться, да и знакомиться удобнее. Один начинает, другой подхватывает.

— Эй, девчонки! — бодро начал один из парней.

— Топай, топай! — осекла его Людмила.

Парни, вероятно, такого ответа не ожидали и притормозили.

— Ты чего так строго? — спросила Катерина. — Ребята вроде ничего.

— Вот именно, ничего, — ответила Людмила. — Лимитчики, вроде нас. За версту видно.

— А по нам видно разве? — удивилась Катерина.

— Не видно, пока рот не раскроем. Но это только для очень проницательных, а таких немного, — успокоила ее Людмила.

Они дошли до памятника Маяковскому. Вокруг памятника собралась толпа. Молодые поэты читали стихи. Вероятно, в первый раз, когда возле памятника стали читать стихи, толпу не успели разогнать, не было на этот случай указаний, и теперь поэты читали каждую субботу и воскресенье.

Людмила и Катерина постояли в толпе. Было плохо слышно и не очень понятно. Катерина стала рассматривать хорошо одетых молодых парней: в серых костюмах, серых галстуках и до блеска начищенных ботинках. Аккуратно подстриженные, хорошо выбритые. Ей нравились такие, которые следят за собой и своей одеждой.

— Чего ты на них пялишься? — прошептала Людмила.

— Симпатичные, — шепотом ответила Катерина.

— Дура! Какая ты дура! — вздохнула Людмила. — Это же комитетчики, они здесь на работе.

— А что такое «комитетчики»?

— Чекисты.

Один из парней придвинулся ближе, видимо, хотел расслышать, о чем они шептались. Людмила вытащила Катерину из толпы и пошла вниз мимо театра «Современник» по Садовому кольцу.

— Пойдем в Дом кино, — предложила она. — Там сегодня французский фильм, может, кто проведет.

— А зачем проводить? — опять удивилась Катерина. — Билеты купим.

— Там кино без билетов смотрят, — объяснила Людмила.

Катерина не очень поняла, как можно ходить в кино, не покупая билета, но переспрашивать не стала. Она хотела понять про чекистов.

— Ты с ними знакома? — спросила Катерина.

— С кем?

— С чекистами.

— С ними знакомиться не надо, и так видно.

— А как? — все не могла понять Катерина.

— По взгляду. У них глаз крутится. Лицо неподвижно, а глаз туда-сюда. А костюмы ты их видела?

— Ну, видела.

— Им их в одном ателье шьют. И не модные, и не старомодные, а где-то посередине, чтоб в глаза не бросались.

— Но ты же заметила.

— Мне один знакомый объяснил. И ботинки у них до блеска начищены. Военная привычка. Они еще когда в училище учатся, их приучают следить за обувью. Потом они привыкают и не могут ходить в пыльных ботинках.

— Культурные люди — ботинки чистят, стихи любят.

— Ты в самом деле дура или притворяешься? — не выдержала Людмила.

Катерина не притворялась, она всегда хотела знать точно. Почему, как, зачем?

— Стихи они любят, — передразнила Людмила. — Мало ли что могут эти поэты сказать! А вдруг что-нибудь антисоветское?

— А я еще ни разу не слышала ничего антисоветского, — призналась Катерина.

— Еще услышишь. Какие твои годы!

Они дошли до улицы Воровского, там, в бывшем доме политкаторжан, разместился Дом кино, где собирались московские кинематографисты. Подкатывали «Победы», «Москвичи», нескольких полных немолодых мужчин с очень молодыми женщинами привезли на «ЗИМах». Они вышли, и машины тут же отъехали.

Казалось, здесь все знали друг друга. Здоровались, целовались. Людмила пыталась договориться с несколькими одинокими мужчинами, но те улыбались, разводили руками, извиняясь. Они ждали своих женщин или приятелей.

Катерина стояла в толпе и смотрела на актеров, знакомых по фильмам. Она узнала Ланового. Высокий, красивый, он поднимался по лестнице, чуть откинув голову, надменный и отрешенный. Катерина представила его на улицах Красногородска, такого медлительно-значительного, с откинутой головой, и рассмеялась. Так ходил местный красногородский сумасшедший Ванечка.

— Ты чего? — спросила Людмила. Ей так и не удалось никого уговорить, чтобы их провели, и она присоединилась к Катерине.

— Ой, Румянцева! — Катерина показала на Надежду Румянцеву.

Людмила осмотрела улыбающуюся актрису.

— Лет через пять будет похожа на Зинку — знаешь, которая в Красногородске на рынке пирожками торгует.