Москва слезам не верит: сборник - [12]

Через неделю на фабрике было партийное собрание, где директор критиковал их начальника цеха. Еще через неделю начальника перевели в отдел снабжения, и на его место назначили Леднева. После этого пожилые работницы начали здороваться с Катериной. На цеховом комсомольском собрании ее выдвинули комсоргом цеха. Она отказалась. Леднев вызвал ее в свою контору, закрыл дверь и спросил:

— Ты не хочешь мне помогать?

— Я хочу, но мне надо готовиться в институт.

— Пойми, — убеждал ее Леднев, — я должен сформировать свою команду, чтобы меня поддерживали. И начальники участков, и парторг, и комсорг. Иначе меня сожрут. Ты присматривайся к производству. Осенью я тебя в начальники участка выдвину.

— Не утвердят, — возразила ему Катерина. — Надо хотя бы техникум закончить.

Катерина уже разбиралась в иерархии руководства цеха.

— В порядке исключения — можно, — заверил ее Леднев.

— С чего бы ради меня делать исключения? — засомневалась Катерина.

— Директор утвердит, — уверенно сказал Леднев. — Вы же земляки.

— Мы почти соседи. Я псковская, а он смоленский.

— И оба не любите москвичей. Это вас и объединяет.

— Почему мы должны не любить москвичей? — удивилась Катерина.

— Москвичей нигде не любят. Я в армии служил, так все были против москвичей. Слишком мы бойкие и разворотливые. Москва — жесткий город. Знаешь пословицу — «Москва бьет с носка»?

— Я и другую знаю — «Москва слезам не верит».

— Тоже правильная пословица. Ведь в России, если поплачешься, — пожалеют. А в Москве слезам не верят. Но ты ведь не из плаксивых.

Катерина обо всех этих событиях рассказала Изабелле и академику. Они слушали, уточняли, задавали вопросы. Катерина заехала к ним перед майскими праздниками помочь Изабелле убрать квартиру.

— На Первое мая ты поздравь директора, — подсказала Изабелла и достала яркую открытку.

— Мне неудобно, — стала отказываться Катерина.

— Поздравить всегда удобно, — возразила Изабелла.

— А что я напишу?

— Пиши, — Изабелла начала диктовать. — Дорогой Николай Степанович!

— Никакой он мне не дорогой. Можно — уважаемый. Я его уважаю.

— Нет, именно дорогой, а не уважаемый, — настаивала Изабелла. — Уважаемый — это ты сразу устанавливаешь возрастную дистанцию. Ты — молодая, а он уже уважаемый.

— Он не молоденький, — подтвердила Катерина.

— И не старик. Всего-то лет на двадцать постарше тебя. Ты за него замуж можешь выйти.

Катерина не удержалась и рассмеялась.

— Ничего смешного. Академик старше меня на двадцать два года. Это вполне нормально. Раньше во Франции аристократы женились только после сорока. После сорока — это возраст женихов! Пиши: «Дорогой Николай Степанович! Поздравляю вас с праздником весны. Желаю счастья, удачи. Я рада, что вы есть». «Вы» напиши с большой буквы. И подпишись: Катерина псковская.

— Секретарша же прочтет эту открытку! Что она подумает?

— Пусть думает, что хочет, — отмахнулась Изабелла.

— Я лучше фамилией подпишусь, — попросила Катерина.

— Пиши, как я сказала, — рассердилась Изабелла.

Катерина написала, как велела Изабелла, и отправила открытку.

В профкоме ей предложили путевку в дом отдыха в Ялту. За треть стоимости. Она отказалась: надо было готовиться к экзаменам. К ней проявляли внимание. Она это чувствовала. Иногда она думала: а вдруг директор в нее влюбился? И пугалась этой мысли. На фабрике все знали, что у директора есть любовница — технолог из цеха кожаной галантереи, высокая блондинка. Только не это, решила Катерина. Она старалась даже не проходить мимо здания фабричного управления, чтобы не встретить директора.

…Потом она поймет, что ее просто пытались приручить. Она и сама будет приручать бойких и агрессивных работниц, когда станет директором комбината. Энергию надо направлять в нужное русло. Так делали всюду. Недовольных, если они были умны и энергичны, выдвигали. И бывшие бунтари становились начальниками цехов, инструкторами райкомов.

Через несколько лет, когда Леднев станет директором фабрики, а Николай Степанович будет работать в Моссовете, они не раз встретятся на городских активах, в моссоветовских комиссиях, и Катерина будет во всем поддерживать и Леднева, и директора. Эти двое мужиков не бросят ее, когда на нее посыплются несчастья, они помогут ей в самые трудные годы, когда она останется одна с ребенком…

А пока Катерина ставила куски латуни, нажимала на педаль, и пресс выдавливал основание для подсвечника. Корпус подсвечника штамповали на соседнем станке. Катерина посмотрела на часы. До конца смены оставалось меньше часа. Она могла и не смотреть на часы — время определялось по усталости, накапливавшейся к концу смены. Деревенели руки, болели плечи. Она все чаще вставала со своего табурета, чтобы разогнуть поясницу.

И на хлебозаводе заканчивалась смена. Людмила достала из сумки туалетное мыло «Земляничное» и пошла в душ. Работницы в душе пользовались хозяйственным мылом: зачем мыться своим, если дают казенное — огромные серые кубы, которые не умещались на ладони. Их разрезали стальной проволокой на несколько частей. У хозяйственного мыла был специфический запах гнилых фруктов. Людмила этот запах опознавала среди сотен других. Даже не глядя на женщину, она определяла в ней работницу, особенно летом: запахи в жару становились навязчивыми. В самом начале своей работы на заводе она ехала в метро. Рядом с ней сидел молодой мужчина в костюме, при галстуке, в начищенных черных ботинках. Даже в жару он не мог себе позволить рубаху навыпуск и сандалеты. Это означало, что он работал в приличном месте, может быть, даже был связан с иностранцами. Мужчина повернулся к ней, несколько раз вздохнул и сказал: