— Вы полегше, ребята, — шепчет он, — тоже хрестьянския души...
Я не стану описывать все то возмутительное, что произошло дальше.
Оникиева, Лазорева и Богодайщикова не стало. Свершилось то, что видел дедушка Елизарушка «в тонце сне»...
Не стало скоро и Они, хлыновской Кассандры...
Князь Данила Щенятев относился к сиротке с отеческой добротой. Постоянно тихая, молчаливая и грустная, она возбуждала в нем глубокую жалость.
— Домой бы мне, на родимую сторону, — говорила она иногда князю.
— Зачем, деточка? Там никого из ваших не осталось. Всех государь велел расселить в Боровске, Алексине, Кременце да в Дмитровке.
— В монастырь бы мне.
— Обживешься, детка, с нами. Мы тебе женишка подыщем. Хорошева отецково сына женишка!
— Мой жених пред Господом. Я в Хлынове заручена батюшкой родимым.
В дом князя стал учащать Шестак-Кутузов. Пораженный красотою девушки еще в Хлынове, он возгорел к ней страстью...
Но девушка, видя это, была особенно холодна с ним.
И страсть влюбленного старика превратилась в ненависть...
— Погоди ж, тихоня, — неистовствовал он в душе. — Так не достанешься ж ты никому!
Скоро княгиня Щенятева получила письмо, в котором какой-то мерзавец (мы догадываемся кто) писал княгине, что их Онисья... любовница князя Данилы.
Ревнивая княгиня поверила гнусной клевете и извела несчастную сироту отравным зельем.
Да, это была наша Кассандра. Как ту, Кассандру «священнаго Илиона», погубила Клитемнестра[34], жена Агамемнона, так и нашу другая Клитемнестра (жена князя Щенятева).
Только у нашей Клитемнестры не было сына Ореста, который бы отомстил своей матери за убийство убийством, не боясь гнева Немезид[35]...
Публикуется по первому изд.: Мордовцев Д. Л. Москва слезам не верит. Историческая повесть. Спб., 1910.
