Москва слезам не верит - [82]

Генерал стоял в конце очереди, рассматривал квитанцию. Людмила заворачивала вещи почти механически, не отводя от него взгляда. Этот уже карьеру сделал, ему нечего бояться. Надо только, чтобы он обратил на нее внимание. Генерал посмотрел на Людмилу. Она поймала его взгляд и улыбнулась только ему. Генерал снова посмотрел на нее, снова получил улыбку и улыбнулся в ответ. Готов к роману, определила Людмила. Она повернулась к нему спиной, прошлась вдоль навесного конвейера с вещами. Пусть посмотрит – есть на что посмотреть и сзади.

Она взяла генеральскую квитанцию и, хотя мгновенно прочла – «костюм», спросила, как спрашивала, когда хотела понравиться, интимно, чуть понизив голос:

– Что у вас?

– Костюм, – ответил генерал.

Костюм на конвейере она определила мгновенно, даже не по номеру. Моряки обычно предпочитали темно-серые костюмы, пехота – темно-синие, летчики – коричневые.

Она начала заворачивать костюм. По квитанции поняла, что генерал живет не по соседству, но и недалеко, в пяти троллейбусных остановках от ее дома. И тут она увидела, что вошла полная женщина с шестимесячной завивкой, в хорошем костюме из тонкой ткани джерси, облегавшем ее и подчеркивавшем недостатки фигуры. И генерал уже не смотрел на Людмилу, а слушал жену, которая хотела заехать еще в несколько магазинов. А в жизни ты не так смел, подумала Людмила и решила, что если в следующий раз генерал зайдет в химчистку один, значит, он понял ее посыл. Но тут она прикинула – сколько раз она видела генералов в химчистке? Ни разу, этот первый. Обычно приезжали генеральши, а еще чаще – солдаты-водители. И Людмила поняла, что шансов у нее ноль.

В окно было видно, как генерал с женой о чем-то говорили возле серой «Волги».

– А почему у генералов всегда такие уродливые жены? – ехидно заметила Людмила. – Вот я бы была генеральшей – было бы на что посмотреть.

– Чтобы генеральшей быть, надо за лейтенанта замуж выходить. Да помотаться с ним по гарнизонам лет двадцать, по тайге, по пустыням, – вздохнула ее напарница, тоже наблюдая за генералом.

– Была у меня такая перспектива, – согласилась Людмила. – Ты права, если все по правилам. А в жизни есть еще и лотерея. Я всегда лотерейные билеты покупаю.

– Выиграла? – спросила напарница.

– Конечно. Два раза по рублю.

Оглянется или не оглянется, загадала Людмила. Генерал оглянулся. Людмила приложила ладонь к голове, отдавая последнюю честь генералу военно-воздушных сил. Не рискнет, решила она. Еще не вечер, подумала она. Но не расслабляться. Выигрывают не только удачливые, но и упорные. И еще она подумала, что в воскресенье поедет на дачу к Антонине и Николаю. И Катерина приедет, хоть поговорить можно будет – в последние годы они встречались редко, часто летом, в основном на даче Николая. Он достроил второй этаж и выделил им с Катериной комнату, которую никто и никогда, кроме них, не занимал.

Глава 11

Катерина провела пятиминутку – так на всех предприятиях назывались утренние совещания директора с руководителями служб. Пятиминутки обычно растягивались на час, а то и на несколько часов. Катерина старалась уложиться именно в пять минут. Вначале не очень получалось, но она попросила электриков присоединить к электрическим часам зуммер, который начинал сигналить после четырех минут, а к концу пятой минуты стоял уже такой неприятный гул, что разговаривать было невозможно. И даже если не все вопросы были решены, Катерина прекращала утреннее совещание. После нескольких таких совещаний сотрудники довольно быстро приучились докладывать четко и по делу, время от времени поглядывая на часы.

После пятиминутки Катерина отключила зуммер и включила табло. Часы были у нее за спиной, она их не видела, но посетитель, сидящий напротив, видел, как на табло загоралось: «Ваше время истекло».

Обычно Катерина каждый день бывала в нескольких цехах, распределяя их так, чтобы за неделю побывать во всех. Сегодня она осталась в кабинете, составила список телефонов и передала Аделаиде. Надо было переговорить с начальником милиции о прописке новых работниц – на комбинате работали в основном немосквичи; с начальником строительно-монтажного управления, которое строило новое общежитие, обычный дом с однокомнатными, двухкомнатными и трехкомнатными квартирами. В трехкомнатных обычно жили шестеро, семейные с детьми получали отдельные квартиры, но уйти с комбината они не имели возможности: дом ведомственный, и, как только работница увольнялась с комбината, ей тут же вручали повестку о выселении. И выселяли часто с помощью милиции.

Аделаида соединила Катерину с Моссоветом, потом с райкомом партии. Катерина уже была депутатом Моссовета трех созывов, первый раз ее выдвинули еще на галантерейной фабрике.

До встречи с Петровым у нее оставалось около двух часов. Из приемной доносился гул голосов: в это время она обычно принимала тех, кто считал необходимым побывать лично в ее кабинете. Начальников служб она приучила звонить по телефону, но людей на прием все равно собиралось много. Аделаида заглянула в кабинет и сообщила:

– В приемной Самсонов.

Самсонов, главный механик, опоздал сегодня на утреннее совещание. Наладка установки из Праги шла с трудом, накануне Самсонов ушел домой поздно и сегодня, вероятно, проспал. Главный инженер и бригада наладчиков оставались на всю ночь. Самсонов мог и не оставаться, и не приходить сейчас, но Катерина чувствовала, что он ее боится. Несколько лет назад у нее с Самсоновым был роман. Тогда она работала главным технологом, он был главным механиком, недавно разошелся с женой. Высокий, уже начинающий полнеть, кудрявый. На таких молодых парней женщины всегда обращали внимание, но таких зрелых, сильных, спокойных мужиков любили не меньше. После развода Самсонов стал самым завидным женихом на комбинате. Все знали историю его развода. Он женился поздно, уже после тридцати, и взял в жены красивую пышнотелую девушку из бухгалтерии. Они замечательно смотрелись вместе, почти идеальная пара, образец славянской мощи и красоты. Самсонов уехал в командировку, но рейс самолета отложили до утра, а от аэродрома до его дома было пятнадцать минут на такси. И он вернулся, открыл дверь своим ключом, увидел, что в гостиной не выключен свет, заглянул в спальню, там тоже горел свет, и обнаружил свою жену (как он потом рассказывал своему приятелю, «культурно выражаясь, в позиции львицы») и худенькую спину пристроившегося сзади парня, хлипкого, волосатого. Они не услышали, как он вошел. А он, пораженный, так и остался стоять в дверях и смотрел. И только когда они разомкнулись и легли, увидели его. Парень был так напуган, что натянул одеяло на голову, потом выпрыгнул из постели и стал спешно одеваться.