Москва-Сити - [28]

А кроме того, Варька напоминала ему девочку из его родного Боржоми, что жила по соседству, во дворе с большим тутовым деревом, ходила в одну с ним школу. У нее были такие же завивающиеся в мелкое кольцо темные волосы и такая же молочно-белая кожа, так усыпанная по груди и плечам веснушками, что всегда хотелось узнать: а там, под платьем, она такая же веснушчатая или нет?… Сейчас его собственные дочки – ровесницы той девочки из соседнего двора, но он, если честно, приходит в ужас, когда думает о том, что, может, есть на свете какой-то мальчик или не мальчик, который смотрит на его девочек такими же жаркими, жадными глазами, какими смотрел тогда он…

Георгий Андреевич поел, не чувствуя того, что попадает в рот. Он хоть и любит хороший стол, но разве же не понимает, что не в ресторан попал. Есть можно – и ладно. А в обычных, муниципальных, говорят, кормят теперь чуть ли не хуже, чем в тюрьме… Сдвинул поднос с пустыми тарелками и замер, ожидая, когда придет Варя и уберет, продолжая размышлять все о том же. Да, семья – это тыл, это самое надежное и святое, что может быть у человека. А как же Настя? – спросил он себя. Ну Настя – это совсем другое… Это та часть души, которая до самой смерти остается неутоленной и тем подтверждающей, что ты еще жив…

Настей она была для него, а вообще-то для всех остальных она была Анаис – известная всей стране певица, красивая, яркая, броская, необычная, словно и не женщина вовсе, а существо из некоего другого мира, созданное специально для поклонения всех смертных и того мужчины, которому позволено будет находиться с ней рядом на правах близкого человека. И вот так вышло, что с ней рядом оказался он, не очень склонный к поклонению и не очень любящий выделяться из толпы…

Кстати, вдруг подумал Георгий Андреевич, едва вспомнив Настю и все, что с нею было связано в последние дни, – а не ее ли бывший устроил это идиотское покушение? Этот Лерик ее? С него станется… Привязался ведь на днях, даже в драку полез… Неизвестно, хорошо ли, плохо ли, что в тот момент Георгий Андреевич не сдержал себя – сильно поплатился бывший, говорят даже сотрясение мозга получил… Бывшего Настиного сожителя, к слову, тоже знала вся страна – не один год этот альфонс выступал с ней в паре. Но она-то – талант от Бога, красавица, а он – сморчок, ни кожи, ни рожи, ни голоса – так, чего-то кривлялся рядом… Но вообще-то вряд ли у Лерика хватило бы пороху решиться на покушение, на стрельбу. Драка – это одно, а убийство… Тут ведь характер нужен. А какой уж там характер… Не зря ведь пошли слухи, что Лерик после расставания с Настей засветился как «голубой», хотя это могут быть чистой воды сплетни… Это же люди искусства, тусовка! Там все в каком-нибудь дерьме. Хотя, конечно, если он и правда «голубой», мог найтись какой-нибудь урод, чтобы сделать любовничку приятное, выйти с ножичком… А с другой стороны, такая сволочь действовала бы исподтишка. Нет, на Лерика не похоже, хотя, конечно, надо будет еще вернуться к той драке у «Околицы», что-то там было не просто так. Как бы то ни было, следователям о той драке он рассказывать конечно же не будет. Рассказать о ней – значит упомянуть Настю, значит пустить чужих людей в свою личную жизнь.

Радуя глаз, снова прискакала Варваретка, забрала поднос, спросила, не требуется ли ему утка. Георгий Андреевич на нее даже обиделся: он о ней думает как об объекте вожделения, а она о нем – как о неком испражняющемся, ничем не интересном мешке с костями и требухой… Ух, как он ненавидел сейчас эту утку, как злобно мечтал о том дне, когда он наконец сможет добраться до туалета сам. Он бы сделал это прямо сейчас, но, как ни крути, если он хочет выздороветь, придется ему терпеть это унижение как минимум еще пару дней. Видел он этот шов на животе, через который хирурги добирались до его разворошенной пулей требухи. «Ваше счастье, что это была пуля калибра 7,62, а не облегченная 5,45, – сказал ему потом, перед отправкой, хирург из Склифа, который пришел полюбоваться на свою работу – все ли в порядке. – Та бы вам разворотила внутри все что можно. А эта все-таки по-божески прошлась… Мы такие дырки в Афгане тысячами штопали, за серьезные раны даже не считали… Селезенка чуть-чуть, так мы вам ее починили, а кишки… Кишки вообще ерунда – подзаштопали, ничего не почувствуете». Утешал как умел, спасибо ему, хотя все эти места, где пуля внутри прошлась, Георгий Андреевич до сих пор чувствовал при малейшем движении – совсем не так, как две те, другие, что продырявили мякоть…

Обида на Варьку как вспыхнула, так тут же и прошла – ребенок, он и есть ребенок, хоть и соблазнительный. Она дошла до двери, снова заставив его любоваться игрой цветных полосочек на ягодицах. Интересно, знает она об этом эффекте? Наверняка знает. В таком случае, на кого эта приманка, эта липучка рассчитана, на какое такое похотливое насекомое? Уж наверняка на кого-то помоложе и поинтереснее, чем он. Или это просто инстинкт, широкий заброс, обычный девичий подсознательный расчет – а ну как кто-нибудь да клюнет, вытащит ее подальше от клизм и уток в какую-нибудь другую, красивую жизнь? Так все-таки ребенок это или женщина? – спросил он себя. – А может, дело в том, что женщина – она уже прямо с пеленок женщина? Наверно, так, если судить по тому, с каким увлечением его дочки таскают у мамы косметику чуть ли не с двух лет… Обезьянки…