Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка - [243]
3
Суток через семь-восемь после отъезда из Свободного мы прибыли, наконец, в Иркутск. Это был конечный пункт маршрута нашего конвоя. Здесь они сдавали нас в пересыльную тюрьму и брали себе новых направляемых на восток. Нас всех (человек пятьдесят) выгрузили и пешим порядком через весь город (километров семь-восемь) отправили в иркутскую пересылку. Со всех сторон нас окружали конвоиры с карабинами, а сзади шли охранники с собачками. Эти звери тяпали отстающих за ноги, и потому приходилось поспешать.
В Иркутске, видимо, уже привыкли к подобным зрелищам и шли по своим делам, не обращая особого внимания на нашу процессию, только изредка сердобольная старушка, остановившись, провожала нас сочувственным взглядом, а иногда даже тайком крестила нас вслед.
Привели нас в пересыльную тюрьму и разместили по камерам. Камера как камера: те же уркачи-фюреры, решетки с козырьками на окнах, параша, жиденькая баланда, пайка хлеба в 400 граммов, духота, вонь. Народу очень много, но все разместились на нарах. Моих осетин поместили в какую-то другую камеру, и я их больше не встречал.
Продукты я съел уже давно, в поезде, табачок тоже давно скурил, и не так хотелось есть, как курить. В камере некоторые курили, но просить у них было бесполезно, сразу видно – жмоты, не дадут. Тут принесли обед. Уркачи отлили себе что пожирнее и погуще, а остальное отдали фраерам. Похлебал я этой баланды и прилег на нары отдохнуть. Сколько же здесь придется пробыть? Некоторые, говорят, сидят по месяцу и больше. Да, на таких харчах будет тяжеловато, но что поделаешь?
Уркачи, поев, разошлись по своим козырным местам около окон и тоже скучают. Этап для них получился неудачным – все бывшие лагерные: что с них возьмешь? Тут их фюрер бросил клич: «Эй, фраера, кто может роман тиснуть? Закурить дам». Вспомнил я Павла Кочерца из Бутырской пересылки и решил попробовать силы на романическом поприще. Подсел к уркачам и начал, да погромче, чтобы вся камера слышала, тискать «Графа Монте Кристо». Сам я читал его очень давно, многое забыл и потому дополнял отсебятиной, но моих слушателей это вполне устраивало. Проговорив так минут десять, я схватился за уши. «Ну, давай дальше», – просит фюрер, а я ему в ответ: «Не могу, уши болят!» Смеясь, фюрер сыплет мне в бумажку щепотку махорки.
Я закурил и понял: от долгого некурения голова начала немного кружиться, но урчание в пузе прекратилось. Так стал я в камере штатным романистом. За это мне выдавалась махорка, порция баланды, а во время чтения романов уркачи давали закурить, так что жить стало полегче. Народ в Иркутской пересылке собрался с бору по сосенке, в основном мелкие воры, спекулянты, растратчики, а из контриков – колхозники и рабочие, за какую-нибудь жалобу на жизнь или просто так. Отвести душу в разговорах было не с кем, контингент 37-го года, видимо, уже погиб в тюрьмах и лагерях.
Но время шло, и прибыла, наконец, и моя оказия. Вызвали меня с вещами. Опять марш через город, новый конвой на участке от Иркутска до Новосибирска. А там опять предстоит «отдых». Ну что ж, у меня ведь не спрашивают.
«Ехать так ехать!» – сказал попугай, когда его кошка из клетки тащила…
4
И опять столыпинский вагон, духота, тринадцать-пятнадцать человек в купе, голодуха и прочее. Добрались и до Новосибирска. В отличие от погрузки, с выгрузкой что-то не торопятся. Наконец команда: «Выходи все!». Выходим на перрон. Все мы транзитники, все следуем через Новосибирск – кто куда. Но в город, в тюрьму, нас почему-то не ведут. Усадили на перроне на солнцепеке, возле главных путей. Старший по конвою объявил, что здесь мы останавливаться не будем, а сразу же по прибытии поезда проследуем до Уфы.
Позже выяснилась причина такого «сквозняка». В отличие от Иркутска, в Новосибирске пересыльной тюрьмы не было, и поэтому всех этапируемых транзитных зэков помещали, в ожидании оказии на запад, в особую зону новосибирского городского острова архипелага ГУЛАГ. Туда должны были нас поместить и нас, но тут у них случилось кавказское ЧП.
В Новосибирский лагерь пригнали большую партию высланных со своей родины чеченцев и ингушей[235]. В те времена Джугашвили практиковал массовые выселения со своих родных мест целых народностей – якобы за пособничество немецким фашистам. Среди таких выселенных были чеченцы и ингуши, это произошло 23 февраля 1944 года. Официальной причиной было то, что при наступлении фашистов на Северный Кавказ они якобы с нетерпением их ожидали и формировали в тылу наших войск целые банды, снабжаемые фашистами оружием и боеприпасами по воздуху. Последней каплей, переполнившей чашу терпения Джугашвили, стало сообщение о том, что самые почтенные старики из чеченцев и ингушей, подобрав белого коня лучшей породы и полную кавказскую форму (черкеску, бурку), якобы переправились через линию фронта, приехали в Берлин и там лично вручили все это Гитлеру, заверив его, что чеченский и ингушский народ с нетерпением ждут прихода фашистских войск и установления нового порядка на их земле.
Конечно, достоверность этих фактов не была полностью установлена, но Джугашвили решил на всякий случай выселить всех чеченцев и ингушей с их родины в Казахстан, на пустынные и необитаемые земли.
«Пойти в политику и вернуться» – мемуары Сергея Степашина, премьер-министра России в 1999 году. К этому моменту в его послужном списке были должности директора ФСБ, министра юстиции, министра внутренних дел. При этом он никогда не был классическим «силовиком». Пришел в ФСБ (в тот момент Агентство федеральной безопасности) из народных депутатов, побывав в должности председателя государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ. Ушел с этого поста по собственному решению после гибели заложников в Будённовске.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)
«Хуберт Зайпель имеет лучший доступ к Путину, чем любой другой западный журналист» («Spiegel»). В этом одно из принципиально важных достоинств книги – она написана на основе многочисленных личных встреч, бесед, совместных поездок Владимира Путина и немецкого тележурналиста. Свою главную задачу Зайпель видел не в том, чтобы создать ещё один «авторский» портрет российского президента, а в том, чтобы максимально точно и полно донести до немецкого читателя подлинные взгляды Владимира Путина и мотивы его решений.
Книга посвящена истории русского неоязычества от его зарождения до современности. Анализируются его корни, связанные с нарастанием социальной и межэтнической напряженности в СССР в 1970-1980-е гг.; обсуждается реакция на это радикальных русских националистов, нашедшая выражение в научной фантастике; прослеживаются особенности неоязыческих подходов в политической и религиозной сферах; дается характеристика неоязыческой идеологии и показываются ее проявления в политике, религии и искусстве. Рассматриваются портреты лидеров неоязычества и анализируется их путь к нему.
В конце 1960-х годов, на пороге своего пятидесятилетия Давид Самойлов (1920–1990) обратился к прозе. Работа над заветной книгой продолжалась до смерти поэта. В «Памятных записках» воспоминания о детстве, отрочестве, юности, годах войны и страшном послевоенном семилетии органично соединились с размышлениями о новейшей истории, путях России и русской интеллигенции, судьбе и назначении литературы в ХХ веке. Среди героев книги «последние гении» (Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Анна Ахматова), старшие современники Самойлова (Мария Петровых, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов), его ближайшие друзья-сверстники, погибшие на Великой Отечественной войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган) и выбравшие разные дороги во второй половине века (Борис Слуцкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов)