Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка - [242]
Если какие-либо зэки должны были следовать дальше, как, например я – в Москву, то они оставались на пересылке до оказии следующего конвоя, курсирующего дальше: в нашем случае – от Иркутска до Новосибирска, и так далее до конца своего следования. Это называлось «следовать по общему этапу».
Ввиду того, что оказия конвоя часто задерживалась, такое путешествие могло продолжаться месяцами; порой забывали на пересылках или самих зэков, или их личные дела, и это уже пахло не одним месяцем задержки. Полными хозяевами на пересылках были рецидивисты-бандиты, они делали с фраерами все, что хотели. Сами мы, я и осетины, уже были битые фраера, то есть старые лагерники, брать у нас было нечего, свои запасы мы, зная порядки на этапе, сразу же съели, и пересылка нам ничем не грозила. Лагерный конвой отвел нас троих на вокзал, где уже находилась большая группа женщин легкого поведения, и все мы, вместе с конвоирами, разместились на перроне в ожидании поезда Хабаровск – Иркутск, к которому должны были прицепить наш столыпинский вагон.
Ждать пришлось довольно долго, поезд опаздывал. Женщины были «взяты» из Свободного, все профессиональные воровки-проститутки, эвакуировавшиеся в войну на Дальний Восток. Они получали сравнительно небольшие срока и следовали из Свободного в какой-то специальный женский лагерь неподалеку от Иркутска. Тут я впервые увидел воочию, каким циничным бесстыдством может обладать этот сорт женщин: очень симпатичные на вид, совсем молодые, неплохо одетые, накрашенные и напудренные, они непрерывно издевались над конвоирами – молодыми ребятами, бывшими фронтовиками, с орденами и медалями, которых по ранению или состоянию здоровья отправляли с фронта на охрану зэков, то подымая подолы юбок, делали им гнусные предложения, то обливали этих мальчишек отборнейшей матерщиной. Ребята, не знавшие как в таких случаях поступать, не решались бить их прикладами, что без всякого зазрения совести сделали бы старые конвоиры, а только густо краснели и отворачивались. Потом этим бабам захотелось на оправку, а так как туалет был довольно далеко и прибытие поезда ожидалось с минуты на минуту, то конвоиры просили их потерпеть. Тогда они уселись и справили свою нужду прямо на перроне.
Вскоре подошел наш поезд, и конвоиры сдали прекрасную половину своего груза конвою столыпинского вагона. Там было уже довольно много зэков. Нас поместили в купе, куда вместо положенных девяти набили пятнадцать человек. Конвой вагона был уже битый и с красавицами особенно не церемонился: их также рассовали по переполненным женским купе, и не меньше, чем по четырнадцать-пятнадцать человек.
Было начало июля, жара в переполненном вагоне стояла страшная. Конвоиры открыли в коридоре окна, но дышать было буквально нечем, все обливались потом. Хорошо, что вскоре зашло солнце и стало прохладнее.
В вагоне мы узнали радостную весть: союзнички, наконец, открыли второй фронт, их высадка во Франции прошла благополучно, и наступление идет успешно. До этого «вторым фронтом» называли американский свиной жир – лярд[234].
Мне повезло: для лежания пока места не нашлось, и я сидел на краешке нижних нар около зарешеченной двери. Сидеть было утомительно, но можно было глотнуть воздуха. Из окон тянуло ночной прохладой, и при свете полной луны можно было любоваться красотами сибирской тайги. Поздней ночью на дежурстве остался конвоир – молодой парень без трех пальцев на левой руке, но с орденом Отечественной войны на гимнастерке (тогда еще было мало «колодок» и не считалось зазорным носить боевые ордена). В нарушение устава мы с ним разговорились – время было позднее, и конвоир скучал один в коридоре. Узнав, что я командир РККА и тоже имею боевую награду, он расчувствовался, угостил меня табачком, принес большую кружку сладкого чаю и даже дал почитать газету, описывавшую высадку союзников. Мы проговорили часа два, а к концу он даже стал меня утешать: «Не тушуйся, отец. Сейчас война, не до вас, – война кончится скоро и распустят вас по домам». В течение всего пути до Иркутска в свои ночные дежурства этот парень иногда ко мне подходил, угощал махоркой и чаем.
3
Суток через семь-восемь после отъезда из Свободного мы прибыли, наконец, в Иркутск. Это был конечный пункт маршрута нашего конвоя. Здесь они сдавали нас в пересыльную тюрьму и брали себе новых направляемых на восток. Нас всех (человек пятьдесят) выгрузили и пешим порядком через весь город (километров семь-восемь) отправили в иркутскую пересылку. Со всех сторон нас окружали конвоиры с карабинами, а сзади шли охранники с собачками. Эти звери тяпали отстающих за ноги, и потому приходилось поспешать.
