Москва Икс - [47]

В отделении милиции Черных отпустил оперативников и водителей, в присутствии понятых, — случайных прохожих с улицы, — провели личный обыск Петрова, изъяли двенадцать боевых патронов. Дежурный милиционер, стараясь не задерживать чекистов ни на минуту, быстро строчил протоколы. Черных возился с перепачканной одеждой и стращал Петрова долгим тюремным сроком за неподчинение сотрудникам правоохранительных органов и хранение боеприпасов. Перед уходом приказал старшему по званию милиционеру отправить Петрова в камеру, подвальную, самую холодную, — и не выпускать оттуда до понедельника.

Личный обыск и вся эта протокольная возня заняла часа полтора, в ресторан они не успели. Дворами вышли на Проспект Мира, Ильин сел на троллейбус, сказал, что ему надо в «Детский мир», купить на день рождение любимому племяннику, пионеру, сборную модель самолета, — дал слово, надо выполнять. Черных в сказку о племяннике пионере не поверил, но спорить не стал, только рукой махнул. И правильно, что не поверил, Ильин вышел из троллейбуса через две остановки и направился к интересной женщине, молодой вдове, которая жила неподалеку и давно звала в гости, — в это время она уже вернулась с работы, а не выпитая бутылка коньяка у нее еще с прошлого раза осталась.

Черных поймал такси, водитель, мордастый дядька, сказал, что ехать далеко и, главное, смена скоро заканчивается, он готов подбросить пассажира, — но придется накинуть хотя бы пятерку сверху. Черных, злой на весь мир, занял переднее сидение и с добродушной улыбкой ответил, что деньги не проблема, добавит, сколько надо. Когда приехали, он полез за пазуху, неторопливо раскрыл удостоверение майора КГБ и пообещал таксисту не пять рублей сверху, а пять лет лагерей по сто сорок седьмой статье, — за вымогательство.

Глава 2

Среди рабочего дня Черных позвонил старый приятель Иван Федосеев, с которым вместе учились в Лесной школе КГБ, сказал надо бы встретиться, срочно, есть разговор. Можно скоротать вечер в ресторане «Пекин», у Федосеева там знакомый администратор, он проведет в зал, лучший, на седьмом этаже, и устроит столик на двоих. Они, пожалуй, могли осилить утку по-пекински и попробовать байцзю, китайскую водку, напиток особый, на любителя, вроде нашего спирта, но помягче, есть подозрение, что Черных китайская водка понравится больше нашей беленькой.

Федосеев уговаривал очень настойчиво, значит, у него какая-то просьба, трудновыполнимая, хлопотная. Черных попытался придумать что-то спасительное, но собеседник прилепится как банный лист, как бы в шутку спросил, бьется ли в груди Черных сердце или оно огрубело, превратилось в камень, но ведь нет понятия более святого, чем старая дружба, и если друг обратился к другу, значит, — надо позарез.

Да, если Федосеев, этот пижон, про дружбу вспомнил, значит, с живого не слезет. Черных ответил, что встретиться можно, но не в «Пекине», в месте попроще, он сделал ударение на последнем слове, собеседник понимал язык недоговорок. В Пекине в пятничный вечер ужинали важные иностранцы, столики слушают из конторы, коротать время в этом заведении, — мука смертная, но, главное, уже в понедельник в первой половине дня пьяная болтовня, распечатанная на машинке, будет в особом отделе. Конечно, Черных и Федосеев не продают секреты Родины, но все же…

Встретились на Сретенке, у комиссионного магазина, поймали такси и поехали в «Днепр», там КГБ не слушает, оркестр, хоть и маленький, играет душевно и громко. Знакомый швейцар пропустил без очереди, метрдотель отвел за столик вдалеке от эстрады. Через час Федосеев, быстро захмелев, придвинулся ближе. К своей главной теме он подбирался осторожно, хотя Черных с первых же слов, с первого взгляда понял, что пятничный вечер можно угробить попусту, наверняка приятель по Лесной школе попросит за какого-нибудь собутыльника или родственника, попавшего в гнусную историю. Например, какой-нибудь его приятель залез в постель с девочкой, не достигшей восемнадцати, — и теперь хоть сухари суши… Если так, — Черных помогать не станет, пошлет подальше, надоело все это хуже горькой редьки…

Но Федосеев выбрал другую тему. Он в родстве с известным артистом театра и кино Сергеем Семеновичем Ивановым. Конечно, Черных его сто раз видел в кино и по телеку, со стороны Иванов кажется успешным человеком. Кооператив, дача, кляча, жена вся в брюликах, как новогодняя елка… Но красивая жизнь — пустой пшик, есть обратная сторона медали, — человек, большой артист погряз в ненависти и зависти коллег, в интригах, злословии, анонимках, подлых вывертах чиновников из Государственного комитета по кинематографии, которые не дают выигрышных ролей. Чтобы свести концы с концами, бедолаге приходится халтурить в клубах на разных творческих вечерах, а не играть главные роли у Тарковского.

Парню надо сделать, ну, предложение. Чтобы написал заявление и стал нештатным осведомителем КГБ. Кто надо в театре и Госкомкино узнает о новом, так сказать, статусе артиста, — и дела пойдут в гору. Ему перестанут отказывать в выезде за границу, и роли будут перепадать пусть не первосортные, ну, хоть какие-то… Черных хотел ответить, что Иванова он хорошо помнит, не только в кино его видел, но и в жизни, к сожалению, доводилось, давно пора этому олуху взяться за ум, тормознуть с выпивкой, если пить не умеет. И разобраться в своих поклонницах, которых у него целый гарем, — тогда не надо будет на Лубянку бегать с доносами. Но Черных нашел другие слова.