Москва и татарский мир - [37]

, либо города, куда «назначались» татары, издавна были каким-либо образом интегрированы в сложную систему ордынской периферии³⁴⁷. Важно то, что к 1490-м гг. как Москва, так и татарские государства уже осознанно стали воспринимать некоторые московские города как «точки взаимосвязи» Руси и Степи, как то, что одни намеренно предлагают как элемент «заманивания» к себе и как в некотором роде «способ оплаты» предоставляемых услуг, а другие — как трансформировавшуюся разновидность дани, которую им до сих пор должны выплачивать. К 1490-м гг. некоторые московские города стали предметом осознанного торга между Москвой и татарским миром, некоей «валютой» для средневекового мира Степи.

В дипломатических источниках эти выделяемые эмигрантам из Степи территории обычно обозначались двумя терминами: «юрт» (тюрк, «йорт») и «место» (тюрк, «орун», тат. «урын»). Обычно эти термины применялись для обозначения территорий, которыми владели в Степи члены элиты монгольского мира, прежде всего Джучиды³⁴⁸[99]. Традиционно обозначаемые данным термином территории предоставлялись влиятельным членам правящей династии или — в исключительных случаях — бекам (князьям), управлявшим той частью Степи, на которой данные юрты были расположены. Также термин «юрт» употреблялся в значении государства, державы, как, например, «Казанский юрт».

К первым десятилетиям XѴI в. Московское великое княжество стало широко известно среди элиты позднезолотоордынского мира как источник таких «удельных» юртов, а великий князь московский как лицо, уполномоченное выделять их. К середине XѴI в. царь и великий князь вполне вжился в роль «юртодателя» и очень ясно представлял себе ту целевую группу Pax Mongolica, которой предназначались данные города³⁴⁹.

Первое документально зафиксированное обращение к великому князю как к распределителю юртов мы находим за 1491 г. Оно было сделано крымским ханом Менгли-Гиреем в связи с его усилиями подстегнуть султана Девлеша покинуть Степь и поселиться под опекой великого князя. В этом документе крымский хан информировал своего московского союзника о том, что:

Ино мы Девлеша царевича гораздо уверив, брата своего Девлеша к тобе послал, гораздо юрт давши, да добром бы еси держал³⁵⁰.

В течение последующего десятилетия племянник Менгли-Гирея, султан Япанчи писал в Москву с запросом юрта. В отличие от своего дяди, султан просил юрт для себя:

Нам то ведомо, что Нур-Довлат царь на брата своего розгневався, да прочь пошол. И князь великой, отец твой, Нур-Довлату царю Рязанской юрт (Касимовское ханство. — Б. Р.) давши, да на Мещере его царем учинил; а и мне в сей земле гнев есть. И толко мне тот же юрт дать, и ты меня на том юрту увидишь³⁵¹.

Запрос Япанчи также отличался от запроса Менгли-Гирея тем, что он конкретно указал ту территорию, которую хотел бы получить во владение.

Еще одно конкретное указание на место мы можем найти в письме Менгли-Гирея 1492 г. В этом письме хан просил от имени султана Магамеда (Мухаммед бин Мустафа, Маамед), которого предполагалось направить в Московское княжество в обмен на «отпуск» в Крым его старшего брата, султана Мамишека (Мухаммед-Шейх бин Мустафа) (последний попал в московский плен, оказавшись в руках казаков в 1489 г.):

Коширу, что за братом за моим за Нурдовлатом за царем было, и которые села были дашь ему, ехавши бы у тебя жил³⁵²[100].

Другой пример можно привести из переговоров об условиях освобождения Абд ал-Латифа в 1508 г., когда крымцы вновь настаивали на Кашире, ресурсы которой они находили почему-то весьма привлекательными³⁵³. Все это говорит о том, что крымцы были не только хорошо осведомлены о московских территориях, распределяемых великим князем, но и об относительной полезности данных территорий.

Не только крымцы воспринимали Московское княжество как источник юртов, которые можно попросить для себя и своих людей, а великого князя — как их распределителя. Начиная с первого десятилетия XѴI в. Чингисиды других ветвей начали обращаться к московскому правителю с подобными просьбами³⁵⁴.

Одна из таких просьб исходила от султана Аккурта³⁵⁵, Джучида шибанидской линии Западной Сибири. В 1508 г. сын султана, Ак-Даулет, прибыл в Москву с письмом от отца. Оно начиналось с запроса, чтобы Василий III признал Аккурта «другом и братом», и поручительством, что последний (в случае удовлетворения запроса) будет сечь недругов Василия «саблею»³⁵⁶. По мере переговоров выяснилось, что Аккурт заинтересован в переезде в Московское государство. Перед этим, однако, он хотел каких-либо гарантий. Его послы просили, чтобы Василий предоставил ему один из двух юртов — Казань или Мещерский Городок (Касимов). Эти территории были уже заняты — Казань «другом» Василия III Мухаммед-Амином, а Касимов — Джанаем бин Нур-Даулетом (касимовским султаном), о чем и проинформировали татар московские представители. Сибирские татары попросили взамен «Андреев Городок каменный»³⁵⁷. Эта территория уже также принадлежала Джанаю, вместе с Касимовом, сообщили москвичи. Татары отбыли с дарами, но без каких-либо конкретных обязательств со стороны Москвы³⁵⁸. Тем не менее сын султана Ак-Даулет, просивший для него юрт, вскоре все же прибудет в Московское государство для поселения и будет сражаться под знаменами великого князя в течение 1530-х гг.