Москва и татарский мир - [36]

Муртаза бин Мустафа бин Улуг-Мухаммед и его юрт в составе Мещеры

В 1471 г. московский великий князь Иван III Васильевич готовился к походу на Новгород. Это предполагало достаточно длительное его отсутствие в столице. Поэтому он предпринял меры по укреплению ее безопасности:

А на Москве оставил князь велики сына своего великого князя Ивана да брата своего князя Андрея Меншего³³³.

Кроме того, великий князь отправил в открытые пространства Степи своего посланца, чтобы тот отыскал там султана Муртазу³³⁴[94]:

И того же лета князь велики, идя к Новугороду, послал в поле Микиту Беклемишова искати царевичя Муртозу, Мустофина сына, звати его к себе служити. Никита же, нашед его в поле, и перезва его к великому князю, поиде с ним к сыну великого князя на Москву…³³⁵

Итак, в 1471 г. «с поля» в Москву выехал султан Муртаза, сын султана Мустафы, убитого в битве на Листани в 1443 г. Причина выезда, судя по всему, кроется в борьбе за казанский престол конца 1460-х гг. Вероятно, в московские земли он попал из ногайских степей³³⁶.

Союз, возникший между московским правителем и султаном-Джучидом, похоже, удовлетворил обе стороны — не позднее конца 1473 г. Муртаза вновь прибыл в Москву, и, как сообщают летописи, и он и Иван III пришли к соглашению, что султан и его улус[95] (видимо, немногочисленный) обоснуются в Московии на постоянной основе. Местом дислокации был выбран «Новый Городок» (на Оке) и его окрестные территории³³⁸. Скорее всего, этим «Новым городком» была Елатьма, входившая в состав территории Мещеры-Касимовского ханства³³⁹, возникшая незадолго до пожалования ее Муртазе (на это указывает название — «Новый городок»³⁴⁰[96]).

Видимо, «Новый Городок» Елатьма входила в состав Мещеры-Касимовского ханства на правах составного юрта-княжества, а его правитель Муртаза был в своеобразных вассальных отношениях с Данияром бин Касимом — вторым правителем Мещерского юрта³⁴¹. Косвенным подтверждением данного предположения может служить тот факт, что Муртаза упоминается вместе с султаном Данияром как возможные претенденты для посылки на Большую Орду хана Ахмеда (при обсуждении этого вопроса крымским ханом Менгли-Гиреем с Иваном III) в 1475 г. — Муртаза назван после Данияра:

А коли мой недруг Ахмат-царь пойдет на меня на Менли-Гирея царя, и тобе моему брату великому князю царевичев своих Данъяра и Муртазу (выделено мной. — Б. Р.) на Орду отпущати³⁴².

Муртаза не был «тяжеловесом» позднезолотоорынской политики последней четверти XѴ в., так как никогда не правил ни в одном независимом татарском государстве, как, судя по всему, и его отец. Видимо, поэтому он без особых условий и претензий согласился на предложение московского великого князя поселиться на его территории. Возможно, этой сговорчивости способствовали и персональные особенности его характера.

Источники не информируют нас, какова была мотивация Муртазы — возможно, его подгоняли враги из Степи; не исключено, что его влекли обещанные великим князем доходы с «Нового Городка». В любом случае, неясно, чем был вызван его выбор на выезд — вынужденной необходимостью или предпочтениями более выгодных условий существования.

Приглашение Муртазы, его выезд и добровольное поселение его Москвой на своей территории стало одним из маркеров тех изменений, о которых я говорил. Знаменательно, что его «испоместили» именно на территории Мещеры, имевшей двойную юрисдикцию и фронтирное положение между Москвой и татарским миром[97]. Она являлась тем полигоном, на котором Москва обкатывала новые методы работы с татарами: постепенно на ее территории московские официальные лица трансформировали свои неудачи в будущие успехи. Как далеко зайдет эта трансформация, на тот момент не знала ни одна из сторон. Одним из звеньев этой трансформации стало использование Москвой такого традиционного института позднезолотоордынского татарского мира, как юрт.

Юрты: земельные владения в «дачу»

«Новый Городок» Муртазы стал еще одним населенным пунктом в цепочке мест, которые Москва стала предоставлять выезжим татарам. Действительно, если до 1490-х гг. представители династии Чингис-хана прибывали в Московское государство в поисках убежища, в надежде облегчить свою финансовую участь и жизнь своих людей, то к последнему десятилетию века мусульманские династы Степи стали воспринимать Московское княжество как источник более материальных благ. Как в просьбах со стороны Степи, так и в приглашениях со стороны Москвы теперь речь стала вестись о территориальных пожалованиях, которые ожидали татарскую элиту по приезду в Московию³⁴⁴.

Это не означает, что такие территориальные пожалования до указанного периода не встречаются в истории взаимоотношений Москвы и Степи. Юрт в Мещере (Касимовское ханство) получил Касим еще в 1445 г., как «связанный» с татарами постоянно фигурирует Звенигород[98], местом дислокации для султана Муртазы в 1473 г. был выбран «Новый Городок» (Елатьма на Оке). Однако, повидимому, до 1490-х гг. наделения татар московскими городами не были системными — это были либо вынужденные меры со стороны Москвы (как в случае с Касимовом)