Москва и татарский мир - [25]

. Поэтому весной 1479 г. Менгли-Гирей попросил еще об одном одолжении у великого князя, похожем на просьбу относительно хана Джанибека несколькими годами ранее. Иван III должен был сделать попытку «достать» бывших ханов из Великого княжества Литовского и «переместить» их в Московское. Великий князь информировал хана:

Нынеча еси ко мне ярлык свой прислал да и с своими послы еси приказал и с моим человеком с Иванчею о своей братье о царех о Нурдовлате да о Айдаре, что недруг твой король взял их к собе и держал их в своей земли на Киеве, а на твое лихо; и мне бы твоего для дела оттоле их к собе взяти. И яз их к собе взял твоего для дела, а держу их у собя и истому своей земле и своим людям чиню тобя для²⁰³.

Осенью, сообщают нам летописи, Айдар и Нур-Даулет вместе с сыном последнего Бир-Даулетом прибыли в Московское княжество²⁰⁴. Чем соблазнил их Иван III на смену протекции, тексты не сообщают.

Московские источники постоянно обозначают Айдара как «царя». И. В. Зайцев отметил, что «в результате переворота летом 1456 г. к власти на полуострове (Крыму. — Б. Р.) пришел сын Хаджи-Гирея Айдар (Хайдар), но уже после ноября он бежит в Литву, а на престол возвращается его отец»²⁰⁵. А. Беннигсен заметил, что, возможно, Айдар кратковременно правил в Крыму вскоре после смерти его отца Хаджи-Гирея в 1466 г., до воцарения там Нур-Даулета. Если это так, то это вполне объясняет ханский титул²⁰⁶.

Политическая судьба Нур-Даулета в Московии достаточно подробно рассмотрена мной в работе, касающейся истории Касимовского ханства²⁰⁷. Поэтому здесь я не буду останавливаться на ней, скажу лишь, что Нур-Даулет, также как и Джанибек, являлся «тяжеловесом» политической жизни позднезолотоордынского Дешт-и-Кипчака, чем активно пользовался великий князь, угрожая его присутствием в Московском княжестве Менгли-Гирею. Вскоре после предоставления Нур-Даулету Касимовского ханства ему была предоставлена еще и Кашира²⁰⁸. Предоставление Касимовского ханства (как известно, в его территорию входил не только сам город Касимов, но и другие города²⁰⁹) в совокупности с Каширой также явно говорит нам о высоком политическом статусе людей, которых предпочитала Москва для заманивания на «опочив».

Не исключено, что в данной ситуации инициатива исходила не от московского великого князя, а от самих царей — бывших крымских ханов. Учитывая рассматриваемый период (1470–1480-е гг.), когда зависимость от Орды (того, во что она постепенно превращалась — конгломерат ханств) у Руси еще далеко не была преодолена, это, на мой взгляд, более чем вероятно. Московские дипломатические источники не акцентировали на этом внимание по причине невыгодного положения Москвы, которое проступало через эту ситуацию. А. Л. Хорошкевич отмечала:

На заре русско-крымских отношений инициативной стороной в переезде на Русь выступали сами крымцы²¹⁰.

Вскоре, весной 1480 г., московские официальные лица посадили Айдара в заточение, с местом дислокации в Вологде²¹¹[67]. О причинах опалы источники молчат. Скорее всего, это были политические контакты бывшего хана, неудовлетворенного своим положением, со своими татарскими (а возможно, и не только татарскими) соседями с вынашиванием планов каких-либо коалиций с целью своего политического «возрождения» в Степи. Мало что известно о последующей судьбе Айдара; возможно, он томился в московском плену до конца своих дней. Последнее прямое упоминание источников о нем относится к 1487 г., в связи с планом короля Казимира IѴ каким-либо образом вернуть Айдара в свои владения. До Менгли-Гирея дошли слухи об этом, и он был озабочен возможностью претензий Айдара на крымский трон при поддержке его врага — польского короля. Иван III поспешил заверить своего крымского союзника в том, что волноваться нечего: Айдар был заблокирован в московской крепости, и «твоего (Менгли-Гирея. — Б. Р.) для дела» Москва будет удерживать его там²¹².

Как видим, политика Москвы по отношению к выехавшим Чингисидам была все же весьма гибкой — она принимала и поддерживала высокий статус приезжих гостей только до тех пор, пока их собственные амбиции не выходили из фарватера московской политики. Как только это происходило, ее меры в отношении Джучидов были крайне жесткими. Далее статус уже не спасал потомков Саина.

Мотивация Ивана III, естественно, не ограничивалась только помощью крымскому союзнику. Когда Айдар покинул Крым в 1478 г., он оставил там свою жену и сына; Москва пыталась «достати» также и их. В 1483 г., после трех лет пребывания Айдара в заточении, московский посол в Крыму доставил туда письмо от хана жене. В нем он просил ее прибыть к нему в Московское княжество, прибавляя, что она должна взять с собой и сына:

Бог на роду на челе написал тобе мне женою быти, а яз тобе муж был. От тебя ссел, далеч зашел есми. А нынеча последнем веце. В пяти днех кто будет, кто не будет. «С своим ди мужем в одном месте хочю быти», так мола, и ты братье своей гораздо добив челом, сюда приеди навсяко, безпереводно, как ся грамота дойдет; еще меня похочешь, и ты приеди. Молвя, с коневою тамгою грамоту послал есми. А еще одно слово есть: сама приедешь, и ты и Данияла с собой ж взем привези