Москва и татарский мир - [24]

. На крымском престоле утвердится Джанибек. Вероятно, он пробыл в Крыму ханом с конца 1476 г. до осени 1477 г.¹⁹² Не исключено, что событийная канва была немного иной: Нур-Даулет и Джанибек какое-то время правили одновременно в разных частях ханства¹⁹³.

По-видимому, Джанибек чувствовал неустойчивость своего положения в Крыму, так как вскоре (весной или летом 1477 г.) возобновил переговоры с Иваном III о пристанище в Московском княжестве. Ответ на его просьбу прибыл в Крым в виде секретного устного послания, которое московский посол должен был сообщить Джанибеку тайно:

А говорил ми от тобя твой человек Яфар Бердей о том, что по грехом коли придет на тобя истома, и мне бы тобе дати опочив в своей земле. Ино яз и первее того твоего добра сматривал; коли еси был казаком, и ты ко мне такжо приказывал, коли будет конь твой потен, и мне бы тобе в своей земле опочив дати. И яз тобе и тогды опочив в своей земли давал, а и нынеча есми добру твоему рад везде. А каково придет твое дело, а похочешь у меня опочива, и яз тобе опочив в своей земли дам и истому твою подойму¹⁹⁴.

Эти заверения великого князя оказались весьма своевременными для Джанибека. Вскоре после этих тайных переговоров Менгли-Гирей, возвратив себе трон в конце 1478 г., вновь вернулся на полуостров¹⁹⁵. Джанибек и Нур-Даулет были изгнаны из Крыма. При этом Джанибек воспользовался предложением великого князя и получил пристанище в Москве¹⁹⁶. Весной 1480 г. Иван III сообщал в Крым о том, что Джанибек взят им к себе, как о уже свершившемся факте¹⁹⁷. По всей видимости, после пребывания на «опочиве» в Московском княжестве Джанибек стал астраханским ханом (согласно версии И. В. Зайцева, правил в Астраханском ханстве в 1514–1521 гг.)¹⁹⁸. Перемещения в рамках позднезолотоордынского пространства не вызывали затруднений у Джанибека, как и у других представителей династии Чингис-хана. В этом контексте Москва оставалась плотно интегрированной в систему наследников Улуса Джучи. Великий князь не посмел удерживать Джанибека у себя из-за его высокого положения.

Как мы видим, Москва приглашает и заполучает Джучида к себе на «опочив». Здесь, на мой взгляд, обоснованно заострить внимание на том, кем являлся Джанибек — на его политическом статусе в Степи. «Царевич» (султан) — Джучид высшей категории, он приходился ближайшим родственником реально правившим на территории Дешт-и-Кипчака ханам; на него делал ставку хан Ахмед, заявлявший последние грозные претензии на политическое господство в позднезолотоордынском пространстве; в финале своей политической карьеры он сам стал ханом сначала в Крыму, впоследствии в Астрахани — двух важнейших наследниках Улуса Джучи (один являлся им по военной силе и по праву завоевания [Крым], другой — по династической традиции [Астрахань]). Политическая карьера Джанибека, как и происхождение, явно дают нам понять, что его статус в Степи был очень высоким. Москва на данном этапе своего сотрудничества с поздней Золотой Ордой старалась заполучить к себе фигуры политических «тяжеловесов». Ее амбиции и претензии были уже в 1470–1480-х гг. весьма значительны.

Возвращение Менгли-Гирея «во власть» на полуострове повлекло за собой два интересных последствия. Первое касалось самого Менгли-Гирея. Следуя примеру своего противника Джанибека, Менгли-Гирей попросил великого князя пообещать ему, что в случае его изгнания с полуострова Иван III предоставил бы ему политическое убежище на территории своего государства. Ответ Ивана Менгли-Гирею был аналогичен его ответу Джанибеку:

Писал еси ко мне в ярлыке в своем и словом ми от тобя Сырпяк говорил о том: каково по грехом придет твое неверемя, и мне бы твоя истома подняти. Ино яз добру твоему везде рад, чтобы дал Бог ты здоров был на отца своего месте на своем юрте. А коли по грехом придет каково твое неверемя, и яз истому твою подойму на своей голове¹⁹⁹.

Несмотря на то что фактически Менгли-Гирей никогда не воспользовался московским политическим приютом, предложение великого князя все время его правления оставалось в силе. После смерти Ивана его сын и преемник Василий III повторил его предложение. Документация, исходящая по этому вопросу от Василия III, намного более детальна в отношении условий этого приюта, нежели процитированное выше письмо; однако, по всей вероятности, это всего лишь повторение условий, заключенных ранее между Иваном III и Менгли-Гиреем. Среди прочего интересен один момент — хан и его окружение вольны в своем праве покидать Московию и прибывать обратно:

Добровольно приедешь, добровольно куды хочешь пойти, пойдешь; а нам тобя не держати²⁰⁰.

Как известно, данным правом свободного отъезда и приезда обладала и высшая властная прослойка Касимова²⁰¹. На данном этапе своего сотрудничества с татарскими государствами Москва попросту не могла удерживать у себя этих персон против их воли — в силу своего все еще подчиненного положения в позднезолотоордынском мире. Позже, как покажет шерть Абд ал-Латифа 1508 г., право свободного отъезда (без согласования с великим князем) будет отнято у Джучидов.

Второе последствие воцарения Менгли-Гирея в Крыму касалось его родных братьев, изгнанных им, его политических противников — бывших крымских ханов Нур-Даулета бин Хаджи-Гирея и Айдара бин Хаджи-Гирея. После возвращения Менгли-Гирея в Крым они оба бежали в Киев, где получили приют от его врага, правителя Польско-Литовского государства короля Казимира IѴ