Москва еврейская - [7]

Первые синагоги в Москве были в арендованных частных домах — Аракчеевская находилась в ныне исчезнувшем Знаменском переулке на территории Зарядья вблизи Глебовского подворья, а Межевая — на Сретенке (Мясной пер., 1; здание сохранилось). Солдаты в свободное от службы время общались с обитателями Глебовского подворья, узнавали новости, передавали приветы родным. Те, кто служили в армии более 15 лет, имели право на семейную жизнь, и купцы вместе с товарами привозили в Москву девушек из бедных еврейских семей. Времени на ухаживание не было. Очень быстро составляли брачный договор, в молитвенном зале ставили «хупу», раввин благословлял молодых, служилый становился семейным человеком, а его жена и дети получали право на жительство в Первопрестольной; их внуки называли себя коренными москвичами.

Жизнь вне общины

Как в XVII–XVIII вв., в городской среде появлялись евреи, отказавшиеся от национальной традиции. В 1834 г. из Бердичева в Москву приехала большая семья Рубинштейнов, которая, приняв православие, вырвалась из черты оседлости. Один из Рубинштейнов, Григорий Романович, поселился в Замоскворечье, на Ордынке, открыл фабрику по производству карандашей и магазин. Его сыновья, старший Антон и младший Николай, вошли в историю русской музыкальной культуры. Жизнь и творчество композитора А. Г. Рубинштейна связаны с Петербургом; он — автор оперы «Демон» и многих музыкальных произведений, в которых сказался активный интерес музыканта к еврейским мотивам. Синагогальная музыка, мелодии еврейских песен слышны в операх «Маккавеи», «Суламифь», в вокальном цикле «Еврейские мелодии» (на слова М. Ю. Лермонтова), в романсах на слова Г. Гейне. Младший брат композитора, Н. Г. Рубинштейн, был известным пианистом, дирижером, педагогом. При его содействии в 1866 г. была открыта Московская консерватория, директором и профессором которой он оставался до конца жизни. В здании Московской консерватории на Большой Никитской находится мемориальный музей Н. Г. Рубинштейна.

Интересна судьба известного русского этнографа Павла Васильевича Шейна. Он родился в 1826 г. в семье Могилевского купца-еврея Мофита Шайна и был назван в честь библейского долгожителя Ноаха. В пять лет мальчика привели в хедер, и он под началом меламеда стал постигать грамоту. В 13 лет после долгой болезни и вызванных ею осложнений Ноаха парализовало, мальчик был обречен на пожизненную неподвижность. Его отец, узнав от местных купцов о московской больнице и чудесных врачах, вылечивающих самые страшные болезни, решил отправиться в далекий и закрытый для него город. В Москве он обратился с прошением о лечении больного сына к генерал-губернатору князю А. Г. Щербатову и, получив разрешение, отвез больного Ноаха в Ново-Екатерининскую больницу на Страстном бульваре. Болезнь заинтересовала медиков, и они, используя новые методы, приступили к лечению. Пребывание Шайнов (отца и сына) в московской больнице беспокоило обер-полицмейстера Брянчанинова, который, отслеживая пребывание двух евреев в больнице, писал рапорты в канцелярию генерал-губернатора. В рапорте от января 1844 г. значится: «По предписанию Вашего Сиятельства от 4 ноября прошедшего года за № 6249 могилевскому мещанину еврею Ноаху Шайну дозволено пользоваться от болезни в новой Екатерининской больнице. Отцу его, Мофиту Шайну, с тем, чтобы пребывание свое имел собственно в означенной больнице и оттуда отлучался лишь на Глебовское подворье для получения пищи, но чтобы этот еврей во время отлучки не занимался каким-либо промыслом, то представлено попечителю больницы иметь за этим наблюдение». За право больного на лечение боролись и врачи. В рапорте от марта 1844 г. обер-полицмейстер докладывал генерал-губернатору: «А как в предписание Вашего Сиятельства от 19 числа минувшего декабря за № 264 изъяснено, что приезд евреев в Москву для пользования детей своих законом 1842 г. не разрешается и что г-ном министром внутренних дел сделано распоряжение, что по надобности не выдавать евреям билетов на отлучку в Москву или другие города империи, где воспрещено им жительство, то, согласно таковому распоряжению, хотя и было предписано от меня сретенскому частному приставу о выселении означенных евреев из столицы, но старший врач больницы ему отозвался, что к излечению Ноаха Шайна имеется надежда».

В Московском историческом архиве находится объемная папка с документами: обер-полицмейстер напоминал о больном еврее сретенскому частному приставу, на подконтрольной территории которого находилась больница, тот регулярно запрашивал мнение главного врача, последний составлял отписки о скорейшем завершении лечения, и пристав пересылал бумагу обер-полицмейстеру, а тот доставлял копию в канцелярию генерал-губернатора. 28 июля г-н Брянчанинов вновь сообщает генерал-губернатору: «Имею честь донести, что находящемуся в Екатерининской больнице еврею Ноаху Шайну, как уведомил меня Сретенский частный пристав, старший врач той больницы доктор Поль для окончательного излечения болезни намерен произвести еще одну операцию, которой до настоящего времени произвести было невозможно, по произведению этой операции ожидает успеха в излечении этого еврея». 31 марта 1845 г. обер-полицмейстер вновь сообщает: «Еврей Hoax Шайн, несмотря на весьма медленное по упорности болезни лечение, получил значительное облегчение. Так что есть большая надежда к восстановлению владения в его ногах, и старший врач Поль нужным считает оставить его, Шайна, в больнице для дальнейшего лечения». За три года лечения молодой человек в совершенстве овладел русским и немецким языками; студенты-медики, проходившие практику в больнице, опекали пациента, приносили ему журналы и московские газеты; юноша поражал окружающих способностями к изучению языков и восприятию литературы: он с увлечением читал и знал наизусть многие произведения Пушкина, Жуковского, увлекался творчеством Карамзина, Гоголя.