Москва должна быть разрушена - [6]

Как можно видеть из лапидарной реконструкции у каждой из партий были многообразные и серьезные фундаментальные предпосылки для самоопределения. Им было за что биться друг с другом. Я не знаю, как оценить исход этой борьбы, не знаю, кто в ней победил, а кто проиграл. Со временем Римский престол отказался от вселенских претензий на светскую власть, но и Великая Римская империя германской нации не сложилась. Папы остались светскими владыками сначала в пределах Папской области вокруг Рима, затем эта территория сузилась до размеров Ватикана. Вместо одной империи в Европе возникло несколько, зато их владения распространились практически на весь мир. Папы утратили светскую власть в пространстве, оставив себе вечность и вселенское влияние, а империи утратили вечность и всемирность, став локальными, но абсолютными в своей власти, а затем тоталитарными. На территории борьбы гвельфов и гибеллинов последняя империя (Тысячелетний Рейх) просуществовала 12 лет. Можно предположить, что от войны гвельфов и гибеллинов выиграла вся Европа. Для борьбы друг с другом партии так усовершенствовали арсенал и оснащение, что это стало ресурсом для развития на много веков вперед. Гуманисты Возрождения, прикидываясь гвельфами, использовали идеи гибеллинов и их политические принципы («Государь» Макиавелли). Протестанты и гугеноты, как арьергард гибеллинов, добивали папство, используя принципы и аргументы гвельфов для организации общественной жизни на своих территориях (Кальвин в Женеве, Нидерландская, Английская и Американская революции).

История знает много типов империй, но гвельфы и гибеллины в описанном виде были только в Западной Европе, а наиболее выразительно и явно в Северной Италии и Южной Германии. Борьба и войны против Византийской империи, Персидской, Османской или Российской велись в иных формах. Хотя с некоторыми натяжками и можно считать Максима Исповедника гвельфом Византии, а Андрея Курбского и Ивана Грозного гвельфом и гибеллином Московской империи. Но натяжек в этом будет больше чем соответствия прототипам. Если Максим Исповедник и был предшественником гвельфов, то только потому, что считал Византию частью римской ойкумены. Но ни Софья, сестра Петра I, ни сын его Алексей никак не могут рассматриваться в качестве гвельфов при всех апелляциях к патриарху Московскому в своей борьбе с императором. Не будет ли такой же натяжкой выискивание сходства со средневековыми моделями в современном противостоянии империалистов и антиимпериалистов? Ведь ни тех проблем, ни тех способов решения проблем сегодня уже не актуализировать. Чтобы появилась возможность ссылаться на гвельфско-гибеллинское противостояние как на модель для современной политики, необходимо доказать наличие нескольких условий:

Борьба с империей и за империю ведется внутри, а не извне. Партии это элементы внутренней политики, а не внешние враги и не агенты внешних врагов.

Мировоззрение противоборствующих сторон должно быть глобальным, эйкуменическим и универсальным, а не сводится к партийной локальной идеологии.

Противоречия между этими мировоззрениями должны быть неразрешимы конвенциональным путем, они не могут сосуществовать в одной социо-культурной ситуации.

Борьба должна вестись на всех уровнях мыследеятельности, от онтологической критики до нормировки частной жизни, во всех возможных мирах, как у принцев Амбера.

Общий исход борьбы не может быть спрогнозирован, и не должен быть предсказуемым, хотя маленькие частные победы и поражения можно прогнозировать, предсказывать, описывать и, соответственно, достигать как цели и результаты деятельности и локальных боев.

Всерьез борьба может развернуться только после достижения паритета сил у противоборствующих сторон. До этого можно только упражняться в схоластических аудиториях, на экранах СМИ, в локальных вооруженных конфликтах и мелком политиканстве.

Может быть этот набор условий и не является достаточным, но каждое из условий совершенно необходимо.

Тогда, требуется проанализировать сложившуюся ситуацию и на основе анализа выяснить пригодность модели для описания положения дел, с одной стороны, и для целеполагания и проектирования действий, с другой. Этим и займемся на ближайшем отрезке рассуждения, иногда отвлекаясь на необходимые замечания, примеры и ссылки.

Хоббит Рейган и Гэндальф Поппер.

За что бьются принцы Амбера у Роджера Желязного совершенно не важно. Важно, что бьются красиво и вдохновенно, без сомнений и рефлексии, в любом из миров, где бы не оказались. Борьба есть все, а за что бороться – всегда найдется. Другое дело хоббиты у Толкиена. Трусоватые сибариты, постоянно сомневающиеся и рефлектирующие любой сделанный и несделанный, но только задуманный шаг, бьются только в вынужденных ситуациях.

Принцы Амбера создают миры силой своей фантазии и с помощью инструментов – карт Дворкина. Эти миры произвольны и бесконечно разнообразны в своей произвольности. Некоторая доля принуждения и необходимости задается только соприсутствием в некотором мире того, с кем необходимо бороться. Но при желании из опасного мира можно переместиться в другой и отказаться от борьбы. Примерно так же обстоят дела в мире магов и нагвалей Карлоса Кастанеды. Путь война и мага важнее всего, что попадается на пути. Воин сам выбирает, сделать себя видимым Силе или оставаться невидимым. Путешествие в Иксленд не предполагает существования Иксленда, его и вовсе может не быть.