Москва - [7]

«Положение» предусматривает нормировку высоты здания. Эта высота должна быть не больше ширины улицы. «Положением» требуется обязательное присоединение здания к водопроводу и канализации, если постройка находится в районе этих сооружений.

«Московский листок», 15 апреля 1912

Белые дома

Заявление гласного городской думы г. Фирсова о необходимости провести каким-либо образом в жизнь требование, чтобы владельцы многоэтажных домов окрашивали свои «небоскребы» обязательно в белый цвет, чтобы не затемнять владений расположенных против них домов, передано управой на рассмотрение юридического отдела.

Городские юристы признали заявление г. Фирсова заслуживающим поддержки городской думы.

Справка в строительных уставах дала, между прочим, одну интересную подробность. В прежних строительных уставах существовало требование, чтобы владельцы домов не «пестрили» улиц окраской своих домов. Даже больше: прежними уставами рекомендовались определенные цвета для окраски фасадов - белый, палевый, бледно-розовый, желто-серый, светло-серый, «дикий» и, наконец, «сибирка» с большой примесью белой краски. В позднейших строительных правилах параграфы об окраске были опущены.

«Русское слово», 23 мая 1912

Доходный дом

Сергей Яблоновский

Дом-дворец, роскошный, длинный, двухэтажный

С садом и решеткой…

Поэт говорил таким образом о доме графини Воронцовой-Дашковой - той самой, о которой несколькими десятилетиями раньше другой поэт писал:

Как мальчик кудрявый, резва,

Нарядна, как бабочка летом…

Но мы имеем в виду иной дом-дворец.

Красный, стоящий в глубине двора на Тверской, барский дом, охранявшийся двумя львами.

Дом, если хотите, был некрасив; львы, если хотите, напоминали больше псов, да и то изваянных в каменный период, но и некрасивый дом, и уродливые львы хранили в себе старинную гордую величавость.

Там, справа и слева красного дома, другие дома возносятся ввысь во много этажей, построенные для доходов, - этот не знает ни квартир, ни доходов, ни всего этого шума улицы: он - барин, он наживы не ищет, и самое слово «нажива», «доход» презирает наследственным презрением.

Там, справа и слева, дорожат каждой пядью ценящейся на вес золота земли, - он расположился в глубине огромного двора, подальше от улицы.

Может себе позволить эту роскошь.

И, оскалив зубы, враждебно смотрели на улицу два каменных льва, - на улицу, с ее беднотой, суетой, торгашеством, новшествами, домами в декадентском стиле.

Старые львы не признают никакого новшества. Они, как и «Английского клоба старинный верный член до гроба» Павел Афанасьевич Фамусов, не могут слышать равнодушно речей о новых постройках:

Не поминайте нам: уж мало ли кряхтят;

С тех пор дороги, тротуары,

Дома и все на новый лад…

Проносились десятилетие за десятилетием. Казалось, могут пронестись столетия, а старые львы, старый дом, старый огромный двор останутся по-прежнему недвижимые.

Последнее прибежище, в котором сохранился особый московский отпечаток…

Казалось…

И вдруг в одно прекрасное утро львы были потревожены смутной, казавшейся в то время невероятной вестью.

Стоя около них, дворники несли какую-то несуразную нелепость.

Рассказывали, что старый красный дом заслонит собою, - страшно и дико сказать, - дом с лавками, магазинами, конторами, черт знает с чем.

Услышав эти дикие вести, старые каменные львы еще больше оскалили зубы, но не поверили:

Лавкам заслонить собою Английский клуб?

Московский Английский клуб?

Нет, шутите, руки коротки!

Клуб, который помнит постоянным гостем в своих стенах самого Максима Петровича, - того самого, который выводит в чины и дает пенсии, который «не то на серебре, - на золоте едал».

Клуб, в котором проигрывались в карты не только колоссальные суммы и великолепные поместья, но и крестьянские души.

Клуб, в который пускали с исключительным разбором людей с белой костью и голубой кровью, которые слово «честь» понимали особливо и, не уплатив в двадцать четыре часа карточного проигрыша, пускали себе пулю в лоб.

Клуб, где слова «труд», «расчет», «интеллигенция», «честная бедность» звучат, как язык другой планеты. Может быть, все это и очень, дескать, хорошо, но к нам никакого касательства не имеет.

Клуб, над которым витают тени старой Москвы…

Могли ли поверить старые львы, в то, что явится купчишка и заслонит своими пошлыми магазинами старый аристократический клуб?

Что явится коммерсант, которого Максим Петрович отроду к себе на глаза не пускал и заявит:

- Мы, вашесиясь, вам будем столько-то и столько-то тыщ в год платить, а за это самое на вашем дворе, впереди вас, лавки поставим.

Да скажи он это действительно Максиму Петровичу, так с ним, чего доброго, удар бы сделался; он бы это за бунт счел и отправил бы дерзкого купчишку к градоначальнику.

Львы подумали, перестали скалить зубы и засмеялись.

В первый раз с тех пор, как стоят на своих каменных фундаментах.

- Ведь сочинят же этакую ахинею!

Они еще не кончили смеяться, как пришли люди и стали ломать старую решетку и рыть яму для закладки нового фундамента.

На лицах старых львов изобразился ужас.

Их самих сняли с пьедестала.

Правда, не навсегда.

Львов не только вернули обратно, но, к изумлению своему, они увидели, что рядом с ними находятся еще два таких же льва.