Москва. Близко к сердцу (Страницы героической защиты города-героя 1941—1942) - [113]

В битве за Москву Красная Армия явила всему миру бессмертный героизм и готовность к самопожертвованию, вызвав восхищение у союзников, надежду на освобождение у покоренных стран Европы, поколебав уверенность, вселив тревогу и растерянность в солдат, офицеров и фельдмаршалов вермахта.

С течением времени значение Московской битвы не меркнет, а становится все более очевидным.

Сквозь годы мчась

Навеки врублен в память поколении

Тот год в крови,

Тот снег

И та страна,

Которой даже мысль была странна —

Что можно перед кем-то — на колени…

Страна, где жил

И где не умер Ленин.

Константин Симонов

Память проступает, как кровь сквозь бинты.

Неостановимое время движется по своим извечным законам. Сорок четыре года отделяют нас от дней, когда в Подмосковье бушевал огненный "Тайфун", рожденный в "волчьем логове". Уже могли стать дедушками и бабушками те, кто родился в московских бомбоубежищах в часы воздушной тревоги. А в памяти народа живут подвиги защитников Москвы.

Эти подвиги запечатлели романы и поэмы, фильмы и диорамы, скульптуры и полотна художников, пьесы и мемуары, симфонии и памятники. И подобно тому как о героях гражданской войны до сих пор "былинники речистые ведут рассказ", живут в пароде предания, сказы, песни и были о 28 героях-панфиловцах, о богатырях-сибиряках и дальневосточниках, о морских пехотинцах, пришедших на выручку Москве, о конниках Доватора и Белова, о снайперах, поймавших в перекрестие оптических прицелов не один десяток фашистов, о смельчаках, выходивших на поединок с танками, зажав в руке связку гранат или бутылку с горючей смесью, о летчиках, дерзко шедших на таран, о пулеметчиках, чье искусство перешло по наследству от чапаевского Петьки вместе с его "максимом". Заправленная Чапаевым пулеметная лента никогда не будет расстреляна до конца.

Нетленна память народа о зиме 1941/42 года, тогда Подмосковье стало последней пядью на нашей попятной дороге.

Надгробьями стоят на пьедесталах "тридцатьчетверки", пушки, "катюши", самолеты, зенитки. Неумолимая ржавчина выстлала изнутри стволы пушек и броню. Давным-давно недвижимы замки орудий, затворы, рукоятки, пусковые рычаги. Стали незрячими оптические прицелы, триплексы. И пусть армия оснащена сегодня несравненно более мощным, современным вооружением — "старое, но грозное оружие" навечно останется в нашем арсенале. Вознесенное на пьедесталы, омываемое прибоем цветов, это оружие не подвластно времени.

Немало в подмосковных городах, поселках, деревнях поднялось величественных памятников защитникам Москвы с тяжелыми венками у гранитного подножья. Но так же близки сердцу скромные деревянные пирамидки с жестяными звездочками, где лежат неприхотливые букеты полевых цветов, собранных детскими руками.

Дмитровское, Рогачевское, Ленинградское, Волоколамское, Можайское, Минское, Боровское, Старо-Калужское, Варшавское, Серпуховское, Каширское шоссе…

На Дмитровском шоссе воздвигнут монумент на Перемиловских высотах у Яхромы.

Между Дмитровским и Рогачевским шоссе в селе Белый Раст стоит памятник морским пехотинцам. Цепь связала с якорем могильную плиту, а на ней отлитая из металла бескозырка. Корабли Тихоокеанского флота сковал лед, а матросы-добровольцы поспешили на выручку столице. Моряки стали лыжниками; под белым маскхалатом бушлат, под бушлатом — матроска, под матроской — тельняшка, на голове ушанка, а бескозырка за пазухой.

Высятся исполинские противотанковые ежи на Ленинградском шоссе, там, где проходила линия фронта. Черные цифры на белых квадратах обозначают: до Москвы — 41 километр, до Ленинграда — 678. Стальные крестовины напоминают о днях, когда подступы к Москве были опоясаны бесконечными рядами таких ежей, уходивших к горизонту.

"Тридцатьчетверка" на высоком цоколе напоминает, что с этого рубежа начался разгром врага в Подмосковье.

Об ожесточенных боях у деревни Крюково в те дни напоминает песня М. Фрадкина — С. Острового:

Шел в атаку яростный

Сорок первый год.

У деревни Крюкове"

Погибает взвод.

Все патроны кончились,

Больше нет гранат.

Их в живых осталось только семеро

Молодых солдат.

Фронт рассек Волоколамское шоссе между деревнями Ленино и Снегири тоже на 42-м километре. Вся окрестная земля была засеяна осколками, пулями, и когда сошел снег, они поблескивали на оттаявшей земле, среди сосен, вырубленных снарядами, иссеченных осколками. И сейчас неподалеку от народного музея боевой славы стоят две обезглавленные сосны. Рядом с музеем, у самого шоссе, установлены четыре надолбы, около них на постаменте — "тридцатьчетверка".

На Минском шоссе, при повороте на деревню Петрищево нас встречает бронзовая Зоя Космодемьянская.

Где-то неподалеку от поворота бились не на жизнь, а на смерть истребители танков 612-го полка 144-й дивизии. Через двадцать пять лет, когда срубили и распилили израненную березу на обочине Минского шоссе, нашли вбитую в ствол гильзу винтовочного патрона. В позеленевшей гильзе хранился скрученный клочок бумаги, на котором наспех было написано карандашом: "Нас было 12 послано на Минское шоссе преградить путь противнику, особенно танкам. И мы стойко держались. И вот уже нас осталось трое: Коля, Володя и я — Александр. Но враги без пощады лезут. И вот еще пал один — Володя из Москвы. Но танки все лезут. Уже на дороге горят 19 машин. Но нас двое. Но мы будем стоять, пока хватит духа, но не пропустим до подхода своих.