Москва – Берлин: история по памяти - [85]

Не «да» или «нет», а только «как»? Выходит, первым делом — самостоятельно. Это значит — одному. И чем меньше людей об этом узнают, тем лучше. Тем меньше болтовни. Тем надежнее.

И еще одно: чем меньше страхов и нервотрепки — тем больше пользы для дела. «Поставить на карту свои жизни», — так Томас мне написал. Ну нет, так горячиться мы не будем. А вот свободой рискнуть — это придется всем. Все, кого я вздумаю в эту затею втянуть, будут только без толку паниковать, а по-настоящему помочь не смогут. Значит: никому ни слова.

С другой стороны, совсем в одиночку мне это не потянуть. Но если обратиться, то к кому? К Буркхарду, брату? Он слишком загружен занятиями в университете, да у него и других своих дел полно. К тому же отношения у нас непростые. В детстве мы то и дело ссорились. Зато в интернате, где подолгу живешь бок о бок с другими ребятами, я узнал, что такое настоящая крепкая дружба. И в самом деле, для чего еще нужны в жизни друзья? КаГе. Вот кто мне поможет. Только где он сейчас. Надо бы встретиться.

Скрывать свои планы мне было нетрудно. Да и времени они пока что отнимали немного. Пока что работа головой. Прикидывать, рассчитывать, еще внимательней и уже другими глазами оценивать политическое положение. Ну и немного помастерить, что всегда было мне в радость: работа предстояла тонкая, точная, требующая много терпения и выдержки. Постепенно переходя от игры к серьезному делу.

А еще — мне ведь деньги понадобятся, куча денег. Такой побег — дело затратное.

Недели пролетали, как во сне. Я навещал друзей, приискивал себе работу в социальной сфере. И мало-помалу начал экспериментировать с красками, чернилами и штемпелями.

Первые шаги, первые неудачи. «Любую печать перегнать — раз плюнуть, берешь горячее крутое яйцо, и готово», — снисходительно поучали меня в школе иные авторитеты из старшеклассников. Легко сказать, особенно, когда сам не делал. По крайней мере, с паспортами… Вот так, запросто, снять отпечаток штемпеля с одного листа и перенести на другой — на поверку все это оказались бабушкины сказки. Отпечаток худо-бедно, а вернее худо-бледно переходил с бумаги на яичный белок, но снова на бумагу никакими ухищрениями ложиться не хотел. Значит, копируемый штемпель надо сперва подкрасить. Или уже на яйце как-то «освежить». Нет, эти краски не годятся. Значит, добываем штемпельную краску. Пробуем с ней. Подрисовываем. Все без толку. С такой поддельной ксивой даже в плавательный бассейн не пропустят. Тогда пробуем по-другому: вырезаем штемпель на линолеуме. Тоже не годится. Крупные линии получаются, но вот с мелкими черточками, цифрами и буквами, которых на любом штемпеле полным-полно, все гораздо хуже. Хорошо, тогда на картошке. Отпадает сразу же. Слишком грубо, аляповато, даже слепой разглядит, что подделка. Хорошо, а если «перетащить» штемпель на горячую вареную картофелину? Полная лажа, еще хуже, чем с яйцом.

Собеседование в лечебнице Штеттена. Солидное евангелическое заведение, где с 1847 года осуществляют уход за инвалидами и тяжелобольными. В 30 километрах от Швебиш-Гмюнда, в верхнем течении Ремса. Да, практиканты им нужны постоянно, особенно в филиале Хангвайде, там самые тяжелые пациенты. В январе я могу начать. Сперва краткий курс обучения, потом практическая помощь в палатах.

Между тем скоро уже три месяца, как я получил то первое письмо от Томаса. Я все еще полагал, что Маргарет Шаллер ему написала. А она, оказывается, решила, что мы теперь переписываемся напрямую. Вот почему письмо, пришедшее от Томаса в начале ноября, было для меня как гром среди ясного неба. То есть письмо-то пришло не от Томаса, а от некоей Сибиллы Нойман. Кто вообще такая Сибилла Нойман? Оказалось, западногерманская кузина Томаса, которая гостила у них дома и согласилась переслать письмо.

…Ну почему ты не хочешь мне помочь? Почему ни слова не напишешь, пусть не о самом деле, но хотя бы просто так? Да и прямой, начистоту, отказ, меня, бы тоже не расстроил, скорее обрадовал. Все лучше, чем эта томительная неизвестность — она как затишье перед боем.

Я знаю, в вашем государстве меня могут ждать и разочарования, но все равно хочу, больше того — должен совершить задуманное. Хотя с точки зрения уровня жизни у нас тут все в лучшем виде. И по части расходов мы нисколько не будем вам обузой. Пожалуйста, напиши, что ты решил — только не прямым текстом, ведь тайна переписки у нас — чистая фикция. Надеюсь, ты меня не разочаруешь…

Только теперь я по-настоящему прочувствовал, насколько Томасу тяжело. А еще я понял: он не строит иллюзий относительно своего будущего здесь. Вообще-то я мог бы и сам об этом догадаться: не такой он наивный простак, чтобы мечтать о «райских кущах» западной жизни.

И еще одно стало ясно: нам надо переписываться напрямую. Но это означает — с предельной осторожностью. А коли так — надо непременно подпустить пару критических замечаний насчет нашего «старшего брата» США и вообще о наших капиталистических порядках. Хотя сам я от подобных мыслей был скорее далек. И сокращение ФРГ вместо Германия тоже употреблять было странно. Но чтобы планы побега? И в мыслях нет такого! А вот о совместных путешествиях в духе укрепления взаимопонимания между народами — почему бы не поразмышлять? Я ответил Томасу немедленно.