Москва 2077. Медиум - [13]

Но дерганые мечтали о «движняке». Еще бы! По какой-то причине Воздействие обошло их мозги, и они остались такими же жадными, завистливыми и подозрительными. А жадному, завистливому и подозрительному лучше повеситься, чем жить без движняка. В общем, они жили в Секторе, как в резервации, поклонялись мобильнику и мечтали распространить законы своей жизни на весь остальной изменившийся мир.

У них там сохранились все прелести: казино, гей-клубы, детская преступность и торговля людьми на органы. Конечно, при таких раскладах была большая нужда в полиции, охране, президенте и разнообразных чиновниках. Полиция, чиновники и бандиты составляли так называемый премиальный класс и жили, надо сказать, так себе, но все же получше других. А остальные барахтались как попало, в грязи и голоде. Зато – движняк!

Вот почему я решил стать рюкзачником. Очень удобно. Живешь в покое и безопасности, а стосковался по движняку – отправляешься с товарами в Сектор.

Короче, хорошо устроился.

Так, во всяком случае, я считал до вчерашнего дня, пока в моем чувстве всеобщей и непоколебимой безопасности Тихого мира не была проделана большая зияющая пробоина с рваными краями.

Мирно покачиваясь, я ехал в пустой электричке на Орехово-Зуево и смотрел в окно на безмятежный и абсолютно безопасный мир, в котором даже двухлетние дети могли гулять без присмотра по ночным улицам. И впервые за пять лет райские картины не рождали во мне ощущения безмятежности и покоя. В пробоину тянуло ледяным сквозняком тревоги и страха.

2

Я ничего не сказал Наде о жутких мордоворотах, которые допрашивали меня в подъезде Чагина. Не то чтобы я сомневался в ее стойкости. Тихие в этом плане могли дать большую фору любому жителю Сектора. Но я все-таки боялся, что это может разрушить ее картину мира. К тому же она была женщиной.

Не говоря уже о том, что я чувствовал свою вину перед ней. И я ее любил. Скажу вам по секрету, если вы не любили тихую, вы вообще ничего не знаете о женщинах, и мне вас даже где-то жаль.

В общем, я сказал Наде, что Чагин был не в настроении и говорить на серьезные темы отказался.

Потом я отправился в библиотеку и выпросил в читальном зале подробную карту Орехово-Зуевского района 1997 года. Там были интересные объекты, наверняка давно не существующие. Например, завод «Респиратор». Или завод «Фенолит», окрестности которого выглядели уродливо даже в схематичном изображении.

Затем я собрался с духом и решил выяснить, с кем говорила Анфиса в прошлое воскресенье. Рассуждал я следующим образом. Раз седой сосед сказал, что незнакомец был похож на меня, только худой, значит, следовало искать человека, похожего на меня с точки зрения седого соседа, то есть дерганого, а еще лучше – рюкзачника.

Рюкзачников в Москве было всего пятеро, включая меня. Худых из них было двое. Я начал с того, который жил ближе. Его звали Роман Приходько. Он, к счастью, оказался дома. На вопрос, встречался ли он с такой-то, Рома ответил, что встречался, но только было это не в воскресенье, а в четверг.

– Рома, ты уверен? – спросил я. – У тебя календарь в голове не сбился?

– Уверен, – сказал Рома. – Это было в четверг. А в прошлое воскресенье я ездил в Хотьково. Сказали, там сохранился склад китайской оргтехники, хотел проверить.

– С кем же тогда она встречалась в воскресенье? Откуда столько дерганых в Москве? Полезли как тараканы.

– А я откуда знаю, с кем она встречалась? Наших никого не было в выходные. Саша был в Секторе, а Вова и Богдан ездили со мной на склады.

– Это очень странно, – сказал я.

– Ты, я вижу, расстроился, – заметил Рома. – А зря. Не стоит расстраиваться по мелочам.

– Ты считаешь, это мелочи?

– Считаю, да, – сказал Рома. – Считаю, что мелочи.

– Слушай, человек поговорил с кем-то, неизвестно с кем, а потом рванул из дома куда глаза глядят. Это мелочи?

– Знаешь, чувак, я б на твоем месте лучше притормозил и спросил у корефана, а зачем она, эта девчонка, в четверг с ним встречалась.

– Да! – всполошился я. – Действительно! Что она от тебя хотела?

– Просила достать оружие, – понизив голос, сказал Рома.

– Оружие? – У меня задрожали губы.

– Да, чувак, оружие.

– И что? – Я не мог прийти в себя.

– И что. Ничего. Ты же знаешь, мы этим не занимаемся. По Пакту за это из Тихой вышвырнут, а в Секторе могут запросто и на разборку пустить – почки, печень, то да сё. На запчасти разберут и в холодильник. Так что я, конечно, сказал – нет. Ну и ей тоже посоветовал с этим не связываться.

– А она?

– Ну, мне не показалось, что я ее переубедил. Так что на твоем месте я бы эту мадам не искал. А если, случайно, тебе не повезет и ты ее все-таки найдешь, то обо мне ей ничего не говори. Для здоровья, я думаю, лучше бы было, чтобы она вообще забыла мое имя и мой адрес. Вот так-то, а ты говоришь – воскресенье. Да кого оно волнует, это воскресенье, и с кем она там говорила! Это, чувак, ерунда.

«Оружие… оружие…» – шептал я в пустом вагоне на всем расстоянии от Купавны до Павловского Посада, скручивая в руках брезентовый ремень рюкзака.

Скручивая и раскручивая. Скручивая и раскручивая.

Зачем оружие в Тихом мире девятнадцатилетней секретарше, работающей в средней школе?