Москва 2077. Медиум - [12]

Но когда я зашел в вагон, то подумал, что для этого направления достаточно было бы и одного рейса в день. Во всяком случае, какая-то из двух электричек определенно была лишней. В вагоне, кроме меня, никого не было. Ни единого человека. Стало даже немного жутковато, и я подумал было, не перебраться ли в какой-либо другой вагон, где, возможно, есть люди, но пересилил себя и остался на месте. Может быть, оно и к лучшему – не буду светить своим фингалом, успокаивал я сам себя.

После Переворота я ни разу не садился в электричку и поэтому немного волновался, смутные воспоминания, ностальгия и все такое зашевелились где-то в районе сердца. Однако когда мы тронулись, я понял, что в такой электричке я не ездил никогда и к моим воспоминаниям этот поезд не имеет никакого отношения.

Здесь не было пивных потеков на полу, никто не ходил по проходам, предлагая купить всякий хлам, не пели под гармошку семилетние азиатики. Отсутствовали кондукторы, а главное – и следа не было того особенного железнодорожного запаха и того неповторимого, но, согласитесь, ужасного воздуха, густо пропитанного парами усталости и разнузданности, который семь-восемь лет назад заполнял пригородные поезда.

Скамейки были самые простые, деревянные, но удобные – с выпуклостями и вогнутостями в нужных местах. Я вытянул ноги и стал смотреть в окно.

Под негромкое уютное постукивание колес, в лучах косого вечернего солнца мимо проносились, а на поворотах плавно разворачивались густые темно-зеленые леса, аккуратные домики деревень, пасущиеся лошади и отары овец, строгие линии виноградников, размеченные белыми столбиками. Кое-где попадались спокойные счастливые люди. Дети, играющие в футбол. Рыбаки на берегу пруда. Молодой загорелый пастух в белой рубашке. Девушки в наброшенных на плечи мужских пиджаках, прогуливающиеся под руку со своими возлюбленными.

Я никогда не был в этих местах. То есть мне, конечно, приходилось ездить во Владимир, Суздаль и один раз даже в Петушки. Но – до Потепления. А тогда это была совсем другая дорога. Пьяная, грязная, с полуразрушенными деревенскими домами, безвкусными дворцами торговых центров и ресторанов, наскоро слепленными строительными рынками, трубами убогих рабочих поселков, оборванными таджиками, серыми болотами, вдоль которых разная рвань парковала на стоянках «мерседесы» и «лексусы»; а надо всей этой красотой на хамски-ярких плоскостях рекламных щитов возносились ряды цифр: суммы денег в разных валютах и номера телефонов, по которым вам предлагалось с этими суммами расстаться. Всё это было до Переворота, и это был абсолютно другой мир.

Я помню те дни, когда все началось.

Мы жили в том же доме на Короленко, рядом с парком Сокольники, в котором живем и сейчас. Место было вроде неплохое, но неподалеку, за грязным леском, проходила набережная, транспортное кольцо, и ночью стоял такой гул от идущих по набережной автомобилей, что нельзя было открыть форточку, даже если задыхался от духоты.

И вдруг как-то утром гул прекратился. Даже при закрытых окнах он всегда ощущался, давил на стеклопакеты и на мозг. И тут его не стало. И я проснулся.

Осторожно, чтобы не разбудить Надю, я выбрался на кухню, открыл окно – за окном стояла потрясающая, небывалая тишина. Никто никуда не ехал. Автомобильного движения не было. Смертельно напуганный, я бросился в другую комнату, выскочил на балкон и увидел соседа, безуспешно пытающегося завести свой «фольксваген». Я увидел, что все машины в нашем дворе стоят неподвижно на своих местах. А через несколько минут началась всеобщая паника.

Не загружались компьютеры, отказала мобильная связь, прекратило работу телевидение.

Но страшнее всего было то, что случилось, когда я поднял Надю. Я растолкал ее и крикнул:

– Надя! Вставай! Надо уходить! Хрен знает что!.. Наверное, война!..

Надя потянулась и сделала попытку обнять меня за шею. Я отшатнулся.

– Ты что? Вставай!

– Что случилось, Ваня? – спросила она меня, спокойно и счастливо улыбаясь.

– Атака! Ни хрена не работает! Телевизор! Машины!..

– Ну так это же хорошо, что не работает телевизор и не ездят машины! Разве не так? – сказала Надя и сладко потянулась.

Надя перевернулась мгновенно. То есть изменилась, стала другой, такой же, каким стал мир за окном, тихим, неторопливым, теплым и полным радости. В течение нескольких часов перевернулись или, если угодно, изменились почти все. Во всяком случае, почти всё население Москвы в течение нескольких часов стало похожим на Надю. Но не я. Со мной ничего не случилось. Я остался тем же. Беспокойным мелким торговцем. Трусом.

Позже я обнаружил, что я такой не один. Нас стали называть дергаными. И в основном дерганые собрались в Секторе. Но опять-таки – не я.

Я остался с Надей и другими тихими.

Мы так никогда и не узнали, что случилось с Землей. Кто остановил войны, очистил реки и воздух? Кто уничтожил почти все современные технологии? Были ли это инопланетяне? Или это был Он, Тот, Которого ждали и боялись верующие всех возможных конфессий?

Вначале было страшно, но потом оказалось, что жизнь в новом мире вполне возможна. И даже более того – это в общем-то была прекрасная жизнь. Это был даже, скажем так, рай.