Московское воскресенье - [62]

Танки горели высокими кострами, все шоссе, все поля были усеяны мертвыми немецкими солдатами. Они лежали, как сломанные куклы с испорченными механизмами.

В лесу на рокадной дороге Миронов и Евгений вышли из машины и, пока шофер возился с нею, пошли пешком. Они шли легко и быстро, они давно ждали этой возможности идти вперед, идти по освобожденной земле. То был счастливый шаг вперед. Вперед, на запад.

Пройдя с километр, Миронов остановился. Оперся на Евгения, словно очень устал, и начал медленно падать.

— Иван Алексеевич, вы ранены? — испуганно спросил Евгений.

Миронов не ответил. Он лежал на руках Евгения, уже отяжелев, глухо, медленно вздыхая. Бойцы столпились вокруг них.

— Командира ранило, — послышалось в толпе.

Евгений тихо опустил Миронова на землю и снял шапку:

— Нет, товарищи, наш командир умер…

Глава двадцать пятая

Лаврентий сделал круг над Тихогорским. Он видел людей возле знакомого дома, в лесу, видел вереницы машин, стремительно уходивших на запад. Вокруг дома начали бить зенитки. Лаврентий спикировал на них, со злобой нажимая на гашетки пулеметов. Потом круто поднялся и повел самолет вслед за бегущими машинами к переправе. Над переправой самолет висел до тех пор, пока не кончились патроны.

Возвращаясь, он снова пролетел над домом. Теперь уже радостно он думал о том, что скоро вернется в него. Он знал, что Оксана осталась где-то в этих местах, волновался за нее, и каждый полет сюда был для него отраден. Ему казалось, что здесь он ближе к ней, он помогает ей выбраться из плена. Он еще боялся звонить Сергею Сергеевичу, расспрашивать о дочери. Но в сердце его была непоколебимая уверенность, что очень скоро они увидятся, каждый день приближал их встречу.

В эти дни Лаврентий и его товарищи снова защищали московское небо. Пикирующие бомбардировщики целыми днями висели над переправами, над местами скопления вражеской техники, усиливая грозный удар пехоты и артиллерии взрывной силой своих бомб, огнем своих пушек и пулеметов. Истребители отбивали каждую попытку немцев подняться на защиту своих войск, на бреющем полете атаковали немецкую мотопехоту, заставляя немцев разбегаться в подмосковных лесах. Радость победы делала Лаврентия еще более смелым.

Пролетая над домом, он увидел, как наша пехота, выбежав из лесу, ринулась на штурм Тихогорского, окружая дома и деревню. Немцы бежали на запад по единственной оставшейся у них дороге. Лаврентий покачал крыльями, приветствуя товарищей, и полетел на аэродром для заправки.

Атаку вел батальон Евгения Строгова. Проделав тридцатикилометровый марш по лесам, батальон вышел к Тихогорскому. На рокадных дорогах, на узкоколейках еще стояли цистерны с горючим, еще дымились паровозики, но немцев уже не было.

Митя со взводом разведчиков пересек шоссе. Он вспомнил — по этой Старой смоленской дороге бежал Наполеон. В этих местах жгли костры партизаны Дениса Давыдова. Здесь дюжие мужики в нагольных шубах выходили с дубинами на тонконогих французов. А сейчас по этой дороге бежали на грузовиках хитроумные немцы. Мчались ошеломленные, не понимая и не веря тому, что произошло.

Вглядываясь вперед через березовый лес, Митя увидел над своим домом зловещие тучи черного дыма. Он прибавил шагу, побежал, но ему все казалось, что он идет слишком медленно, а сквозь подстриженный снарядами лес уже отчетливо был виден пожар в Тихогорском. Когда взвод Мити, а за ним и весь батальон вошел в Тихогорское, все надворные постройки уже пылали. Митя кинулся к колодцу, но насос был изрублен, колодец бездействовал. Он подбежал к дому и увидел, как Евгений с группой бойцов скрылся в дыму.

Разбивая окна, бойцы швыряли снег в горящие комнаты. Снег розовел от пламени, огромные глыбы его таяли и шипели, заглушая огонь.

Со стороны шоссе послышалась стрельба. Разрозненные части фашистской армии пробивались сквозь заслон. Митя пробежал лесом до шоссе, увидел сгрудившиеся машины, прыгающих с них немцев, пытавшихся перейти в атаку. Кустарник позволил ему подвести взвод вплотную к обочине шоссе. Он скомандовал: «Приготовить гранаты!» — вырвался вперед, швырнул гранату в машину с автоматчиками и почувствовал толчок в грудь. Подумал, что его качнуло от взрыва, хотел было бежать дальше, но боль в груди пригнула его к земле. Вокруг него в лужах растаявшего снега шипели пули. Немцы, отстреливаясь, бежали в лес. Батальон уходил на запад, преследуя бегущих… Митя хотел встать и пойти за ними, но вдруг почувствовал, что кто-то тянет его вниз, в кювет. С трудом повернувшись, он увидел Машеньку. Увидел белое, словно покрытое льдом, лицо, плотно сжатые губы, хотел спросить, что так испугало ее, но она глухо произнесла:

— Бойцы сказали: командир взвода упал… Я сначала не поняла… Куда ты ранен?

Он пытался ответить, но боль в груди охватила его с такой силой, что потемнело в глазах и перехватило голос. Он изо всех сил стиснул зубы, стремясь подавить эту боль. Поднялся в последний раз и увидел своих бойцов, уходивших на запад, повернулся к Машеньке, чтобы понять, что она говорит, но не разобрал ни слова в ее бормотании. Она расстегнула его шинель, пытаясь перевязать рану, а ему стало нестерпимо холодно, он почти оттолкнул ее, стуча зубами, с трудом выговорил: