Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века - [21]

.

Другим важным источником, откуда черпались подготовительные материалы для нового университетского устава, был т. н. «план университета», составленный по инициативе Екатерины II комиссией по учреждению училищ в феврале 1787 г. (На необходимость учесть опыт этой комиссии указал в своем докладе еще комитет 1802 г. по рассмотрению уставов.) В намерения императрицы входило открытие нового университета (предлагались города Псков, Чернигов, Пенза). Комиссия, в состав которой входили такие деятели екатерининского царствования, как П. В. Завадовский, будущий министр народного просвещения, должна была составить план этому университету и гимназиям, руководствуясь в общих чертах австрийской системой учебных заведений при Марии-Терезии и Иосифе II. В ходе работы обсуждались предметы и учебные программы. Важным достижением, зафиксированным в окончательном плане, был принцип свободы преподавания. К лекциям получали доступ все любознательные посетители, студенты и посторонние. Замечательно было подтверждение в плане принципа всесословности образования. Именно этот принцип, не имевший аналогий в Европе, активно защищал Ломоносов, и комиссия осталась верной ему, указывая на пример Ломоносова как доказательство того, что даже «люди самого низкого состояния приобрели себе науками бессмертную славу»[29].

О ходе работы М. Н. Муравьева над текстом устава Московского университета мы можем судить по трем его проектам, которые были уложены попечителем в особую папку с надписью «Бумаги, оставленные для Никитеньки» (т. е. Н. М. Муравьева, сына попечителя) и, видимо, по мнению отца, представляли главные итоги его трудов в сфере народного просвещения[30]. Подробный анализ этих трех проектов и их сравнение с окончательным текстом устава чрезвычайно интересны и раскрывают многие характерные черты представлений того времени об идеальной системе высшего образования и организации научной деятельности; мы приведем здесь их основные результаты.

Прежде всего остановимся на взаимосвязи этих проектов между собой. Первый из них, самый ранний, черновики которого мы находим в записной книге Муравьева за 1803 г.[31], представлен здесь беловым писцовым экземпляром с многочисленными собственноручными поправками, включающими изменения и добавления отдельных статей[32]. Все эти исправления учтены в другой беловой рукописи без правок (проект № 2), которая, таким образом, является окончательной авторской редакцией университетского устава, принадлежащей Муравьеву, и датируется первой половиной 1804 г. (судя по упоминаемым в ней пожертвованиям П. Г. Демидова). Все общие контуры здания «ученой республики» уже содержатся в этом проекте Муравьева, но стиль его и многие конкретные статьи сильно отличаются от окончательного текста устава. Напротив, третий проект, хотя и не представляет собой законченного текста, по структуре глав и общему стилю изложения близок к завершающей редакции устава. Этот документ в большей своей части дает сводку статей уже утвержденных уставов Виленского и Дерптского университетов, в их общей части примененимых к Московскому (скорее всего, его автором был не М. Н. Муравьев, а другой член Правления училищ, возможно, участвовавший в обсуждении проектов устава В. Н. Каразин[33]).

При сравнении первых двух проектов, принадлежавших самому Муравьеву, обращает на себя внимание то разнообразие в построении факультетов, которое они предлагали. Перед глазами Муравьева было несколько европейских моделей преподавания. Сначала он копирует геттингенскую модель, устанавливая в университете пять факультетов: богословский, медицинский, философский (нравственных и градоправительных наук), который бы включал в себя юридические предметы, философию, политическую экономию, технологию и статистику (вспомним доклад комитета 1802 г.!), физико-математический факультет и факультет словесных наук. Но во второй редакции он возвращается к более привычной для Московского университета (и восходящей еще к средневековой традиции) схеме, где юридические и философские предметы существуют отдельно, при этом к последним присоединяются и естественные науки, а физико-математический факультет исчезает. Таким образом, в авторском тексте его устава 5 факультетов идут в таком порядке: богословский, гражданских наук (юридическо-политический), медицинский, умственных и естественных наук (философский), словесных наук (факультет свободных искусств). Характерно присутствие в обоих проектах богословского факультета из трех кафедр: «1) догматического богословия, гомилетики и катехитики; 2) ерменевтики и эксигетики; 3) церковной истории и чтения святых отец»[34]. Профессора этого факультета должны были назначаться Святейшим синодом из лиц духовного звания и не могли занимать должность ректора, а его выпускники получали свидетельство, открывавшее им дорогу к получению прихода. Видимо, лишь на последней стадии обсуждения устава из него был исключен богословский факультет (его введение вряд ли было бы одобрено Синодом, поскольку нарушало сложившуюся структуру духовного образования) и восстановлены по немецкому образцу предметы четырех других факультетов.