Московский инквизитор - [8]

Возившийся на кухне Вилков прекрасно понимал, что дядя Лева не спит, но все равно старался не шуметь. Он выудил из валявшихся кучей на полу вещей костюм, рубашку, галстук и все остальное, что могло потребоваться Гурову через несколько часов, и старательно стал приводить их в порядок, но думал при этом о тете Маше, хотя она и запрещала ему так себя называть, а велела обращаться просто по имени.

А у Марии к тому времени все уже было в порядке. Относительном, конечно. С трудом пережив процедуру обыска, личного досмотра, фотографирования и дактилоскопирования, она довольно долго сидела в какой-то комнате, держа в руках не только пакет с туалетными принадлежностями и кое-какими продуктами, которые ни за что не стала бы есть после того, как в них копались чужие люди, но и стопку жутко чем-то вонявшего постельного белья. Наконец за ней пришла какая-то женщина в форме и повела ее по бесконечным коридорам. Звук отпиравшихся перед ней, а особенно запираемых сзади замков здорово действовал на нервы, но она держалась.

— Все мужики — сволочи, — негромко говорила ее конвоирша. — Все, как один! Хоть бы раз на нормального одним глазком посмотреть! Так ведь нет их!

— Ну почему? Есть исключения, — не выдержав этого бормотания, сказала Мария.

— Это ты про своего, что ли? — уточнила женщина, и Мария кивнула. — Ничего не скажу, орел-мужик! Только ведь все равно тебя не уберег! Хотя вытащить — конечно, вытащит! Это же уму непостижимо, чтобы жену самого Гурова в изолятор сажали!

Наконец они остановились перед одной из дверей. Глянув через окошечко внутрь, конвоирша отперла замки и сказала:

— Ну, ступай! Бог тебе в помощь! Ты уж там поаккуратней!

Мария вошла в полутемную камеру, дверь за ней закрылась, и она, ничего не видя после яркого света, сделала всего один шаг вперед, но на что-то налетела, это что-то загремело, и отовсюду раздались недовольные голоса:

— Ты чё шумишь? Чё спать мешаешь?

— Под ноги гляди, шмара безглазая!

Женщины еще повозмущались, и, когда они немного стихли, Мария сказала:

— Добрый вечер! Извините, но я не видела, что здесь на дороге что-то стоит.

Тут она почувствовала возле себя чье-то присутствие, раздался голос:

— А вот это тебе, чтобы в следующий раз лучше видела!

Потом Мария почувствовала резкую боль, и на нее обрушилась темнота. Когда она уже могла что-то соображать, оказалось, что она лежит на полу, свет включен, но перед глазами все плывет, а сверху раздается чей-то торжествующий голос:

— Бабоньки! Мы новенькую прописали! Кончай придуриваться! Вставай! Обзовись, кто такая будешь!

Вставать Марии решительно не хотелось. Хотелось просто умереть, вот на этом самом месте. Чтобы больше не было этой боли в левом глазу, этого унижения, этих издевательств. Вот тебе и Станиславский: «Вы в предполагаемых обстоятельствах». Тут над ней раздался уже другой голос, грубый и хриплый:

— Клякса! Ты ее, часом, не пришибла?

— Да нет! Вон! Раз глазом хлопает, значит, живая! Вторым-то она еще не скоро глядеть сможет! Вставай! — За этим последовал такой удар ногой в бок, что Мария заорала от боли.

— Клякса! Отзынь! Только трупов нам здесь и не хватало! — остановил избиение все тот же грубый голос. — Поднимите ее! Хоть посмотрим, кто такая. Точно, что не из наших.

Марию грубо подхватили под руки и поставили на ноги, которые под ней подгибались, а голова свесилась на грудь. Кто-то взял ее за волосы, закинул голову так, чтобы было видно лицо, и раздался голос:

— А она ничего! Ну, Баржа, это по твоей части!

— Не в моем вкусе, да и старовата, — ответил грубый голос.

И вдруг одна из женщин воскликнула:

— Эй, подруга! Ты хоть знаешь, на кого ты похожа?

— На саму себя! — пробормотала Мария.

— Это самой собой! На артистку ты похожа! Марию Строеву! Я ее как раз недавно по телику видела! Ну точь-в-точь!

— Это я и есть! — тихо ответила Мария — она уже начала понемногу приходить в себя.

Установилась мертвая тишина. Если бы Мария посмотрела вокруг, то увидела бы, как все женщины, замерев, переглянулись, а лица у них стали напряженными.

— Гонишь! — неуверенно сказала Клякса. — Чтобы народную артистку и в тюрьму?

— В России все бывает, — вздохнула Мария и невольно вскрикнула — вздох отозвался болью в боку.

— Щас проверю, — удивленно сказала Баржа и, достав сотовый, начала кому-то звонить.

— Ну если мы уже познакомились, можно я сяду? — попросила Мария.

— Мы и так сидим, — произнесла Клякса известную еще со времен царя Гороха остроту, но ее никто не поддержал, и она замолчала.

Мария осторожно доковыляла до стола и аккуратно присела на скамейку, а все растерянно смотрели то на нее, то на Баржу.

— Она и есть, — сказала наконец та и, подойдя к столу, села напротив.

— Блин! Менты вконец охренели! Артистку в тюрьму сажать! — зашумели женщины.

Они стали негромко обсуждать между собой произошедшее, а Баржа тем временем скомандовала:

— Лед из холодильника достаньте и в тряпку заверните, чтобы Марья к глазу приложила, хотя, — она махнула рукой, — фигнал и так будет вполлица.

— Так кто же знал-то, — смущенно начала оправдываться Клякса и отправилась к холодильнику.

— Куришь? — спросила Баржа.