Московский характер - [5]

Гринева — Садись, отец, чай будем пить.

Гринев — Погорячей бы чего-нибудь…

Гринева — Сегодня не праздник.

Гринев — Это правильно, будни. (Виктору.) У тебя-то что, дипломат?

Виктор — Не дипломат, а дипломант.

Гринев — Всё одно — на ассамблее дипломаты, в районе тоже дипломаты. Дома — тоже дипломаты. Разговоры одни.

Гринева — Чем ты недоволен?

Гринев — А то не знаешь, предфабком? Почему наш станок не пускают в ход?

Гринева — Пустят, обожди немного.

Гринев — Все ждалки отсидел. Надоело. В министерство блюстиции пойду.

Гринева — Куда, куда?

Гринев — В министерство блюстиции.

Виктор — Изобретаешь, отец.

Гринев — Твоё дело — слушать. Сказал блюстиции, — значит, так оно и есть. Блюсти советские законы надо. (Кружковой.) Вот напишу тебе жалобу, депутат, что будешь делать?

Кружкова — Напишите, займёмся.

Гринев — Всё занимаются, а дела ни с места. (Гриневой.) Алексей-то где?

Гринева — В министерстве или в главке.

Гринев — Заседают? Никак до текущих дел не доберутся.

Гринева — Хватит ворчать, отец… Поздравил бы лучше Виктора: все экзамены сдал. Историком будет.

Гринев — В глубь веков? Нет, чтоб, как все люди, пойти по науке и технике. Впрочем, поздравляю. Историков ещё у нас в роду не было. Может, про меня историю сочинишь?

Виктор — Про Москву пишу.

Гринев — Раз про Москву, без меня не обойдёшься. Москва без меня — что я без Москвы. Весь век друг за друга держимся. Что ж ты напишешь?

Виктор — О том, какая она сейчас есть, какой будет. Как люди будут жить в Москве.

Гринев — А тебе, что ли, известно?

Виктор — Известно.

Гринев — Завирает молодое поколение.

Виктор — Ты вот уже и сейчас Тверскую не узнаешь? А какой она станет?! На девять километров от Красной площади сплошь подымутся фронтоны величественных зданий. Новый Арбат, как стрела, врежется в Можайское шоссе.

Гринев — Врежется?

Виктор — Как стрела.

Гринев — Ну, врезай дальше.

Виктор — А вот всего через несколько лет здесь, под нами, набережные Москвы-реки превратятся в прекрасные прогулочные магистрали столицы.

Гринев — Говоришь ты плохо.

Виктор — Почему?

Гринев — Прогулочные магистрали… Будто специально для прогульщиков…

Виктор — Не придирайся, отец. Ты представь себе. Весна, тёплый вечер. Шелестят листья над рекой. Девушки идут в ярких, как весенний луг, платьях…

Гринев — Платьев не будет.

Виктор — То есть как не будет?

Гринев — А так, не будет! В чертежах твои девушки будут ходить, из синей кальки с белыми пунктирчиками блузки шить будут. Не делают ведь наш электрогравировальный станок. Маринуют. А станок — не гриб, он не любит, когда его маринуют. Где Алексей? С ним переговорю.

Гринева — Он вам не поможет. У него государственный заказ.

Гринев — А я что, для частника-кустаря стараюсь? (Жест в сторону Виктора.) Вот он, дипломат, о новой Москве рассказывает. Каменщики дома на Можайке строят. Котельщики мосты на Яузе клепают. А я что? Я тоже хочу свой кирпич положить.

Виктор(сестре) — Отец прав. Не понимаю! Да за такое дело двумя руками ухватиться надо. Почему Алексей не поможет отцу? Хотя бы поинтересовался немного.

Гринева — Это — не твоё дело.

Виктор — И ты бюрократкой становишься?

Гринев — Понять этого не можете. Да если б товарищ Сталин знал, он бы лично приказал выполнить всё, что товарищи Горбенко и Гринев придумали. (Кружковой.) Чтосмеёшься? Лауреатов бы дал. Как пить дать! Молчишь, депутат? Доложи правительству.

Кружкова — Доложу.

Гринев — Будут с тобой считаться?

Кружкова — Будут.

Гринев — Сей момент! (Гриневой.) Расскажи обо всём Алексею.

Гринева — Пойми, отец, ты родня ему. Нельзя такие дела по-родственному решать.

Гринев — Слушайте, что она говорит?! Бюрократизм, значит, и равнодушие — можно по-родственному. Это разрешается? По-родственному? Да у нас теперь вся земля родственная. Понять этого не можешь, предфабком! (Собрался уходить.) Ладно, пойду я. (Гриневой.) Но если ты  (Кружковой) и ты такое дело в землю зароете, я товарищу Сталину напишу и про тебя, Ирина, и про тебя, слуга народа, про всё ваше районное начальство, — тут уж я разберусь, кто мне родственник, а кто посторонний. Спасибо за компанию. (Ушел, не прощаясь.)

Виктор — Довели человека! Дочь, называется!

Гринева — Молчи уж ты!

Виктор — Отец прав.

Гринева — Не рассуждай. Догони отца лучше. Знаешь ведь, что он в таком настроении сделает, ещё милиционера какого с поста сшибёт.

Виктор — На самом деле, пойду. (Кружковой.) До свидания… Жаль, что не вместе… А может быть, по пути?

Гринева — Анна у нас в гостях.

Кружкова — Мне пора. Завтра в первую смену. Идёмте, Виктор. (Прощается с Гриневой. Быстро уходят. Гринева выходит на балкон, смотрит вниз, затем возвращается к столу. Заглянула в пустой чайник, пошла в кухню с чайником. Вернулась. Села за стол, читает газету. Открывается дверь, входит Потапов. Гринева не слышит. Потапов подходит к Гриневой и целует её в висок. Гринева поднялась.)

Гринева — Алёшенька!

Потапов — Испугалась?

Гринева — Читала…

Потапов — Легла бы отдохнуть… Устала ведь?

Гринева — Тебя хотела дождаться.

Потапов — Может, соскучилась?

Гринева — Я всегда по тебе скучаю, Алёша.

Потапов — И я, Ириша…

Гринева — Скоро чай закипит… Садись, давай твой чемодан.