Московский Джокер - [70]

– Ты что думаешь, – продолжал яриться муж, – ему сейчас там чинов понавешают и о тебе вспомнят? Да кому ты нужна, недоучка шпаргальная? Супруга маршала Франции… Ха-ха-ха!

«Нет, – продолжала соображать Римма, стараясь уворачиваться так, чтобы Никонову не удавалось вместе с плечами трясти и ее голову, – нет, конечно. Убить как бы походя, не за здорово живешь, любимого и любящего мужа – дело нестоящее. А надо его охорашивать постепенно. Сбить с ног, пожалуй, придется. Не без этого. А потом избить до полусмерти. Ухайдакать и отметелить. До бесчувствия. До потери пульса…»

– Я сейчас все решу, – бормотал Никонов, еще сильнее заряжаясь безумием от близости ее трепещущей плоти. – Я, Петр Никонов, а не этот наполеончик с эклером. Я – следователь Никонов. Я тот, кто начал это дело и кто его закончит.

– Ну, заканчивай уже, что ли, – как бы окончательно обессилев, произнесла Римма.

– Я сейчас поеду прямо туда, я слышал разговор твоего хахеля, ему доложили, что эти двое живут в одном дворе с Петуховым. А я вот сейчас поеду и возьму их один. Один, понимаешь? Вот этими самыми руками. Потому что я следователь. И знаю, что говорить людям, чтобы совладать с ними.

– И тогда?.. Ух, Никонов, ну ты и крут.

– Сама знаешь, что тогда. Вот тогда эти, которые в гостиной, и поймут, кто такой Воронов, их новый любимчик. А чего стоит Петя Никонов, следователь милостью Божьей!

«Да ведь он верит всему этому», – она ужаснулась этому открытию.

Она и сама виновата. Он загнан в угол, и поэтому предпочел временно сойти с ума. И вообразить, что он может совершить и то, к чему его в реальности и близко никогда не подпустят. А она в результате останется вдовой. Валентина будет утешать. Мать, хоть и очень умна, но в данном случае ее чуткости не хватит, и она не поймет. И только презрительно усмехнется.

Воронов – не муж. Воронов – ворон. Боевая птица. Это так. Уж она-то знает это и поняла. Как и те, кто беседуют с ним сейчас в гостиной.

– Тебя убьют.

– Меня-то не тронут. Да успокойся. Чего как кошка вцепилась?

– А я и есть кошка. Тебе же нравится, когда на меху все?

Никонов понимал, что его отвлекают. Но еще не понимал, от чего именно.

Болезненный любовный чад, еще более едкий от разочарования непонятной жизнью, кружил ему голову как пионеру, случайно попавшему рукой под юбку вожатой.

– Пусти, тварь! Извращенка. Небось твой индюк Воронов и не подозревает, что он у тебя всего лишь для разогрева перед встречей с Петенькой.

«Ну, когда и бить, если не сейчас, – рассудила Римма. – Он несправедлив. Он сам принимал в этом участие, а следовательно, не ему попрекать. Ну вот хотя бы за это я ему сейчас и врежу».

И она ему врезала. Она никогда не посещала никаких занятий по боевым единоборствам, поэтому и ударила бесхитростно: слабым своим женским, но злым кулачком прямо в челюсть забунтовавшего не по делу раба.

Никонов от полной неожиданности, по-смешному разинув рот, не удержал равновесия и рухнул на ковер.

Конечно, ничего серьезного с ним не произошло. Что там за удар?! И ковер под голову при падении. Да вот он уже и приподнялся на локтях. Перевернулся на бок. Вытирает тыльной стороной ладони кровь с губ.

– Знай, лярва, конец вашему господству с Викторией подходит! Ваша не пляшет, гражданин начальник. Сейчас поеду и возьму их в наручники.

– Нет. Лучше я тебя изуродую, но никуда не пущу.

– А… испугалась, что я дорожку твоему Воронову перебегу? А ведь правильно ты испугалась, так все и будет. Двух ребят по мокрому делу задержу, это как, а? Вот тогда и посмотрим, кто в замке король. А ты и твоя Валентина будете передо мной в любовном хороводе кружиться. Ну это, разумеется, только когда я буду вас вызывать.

Он встал на четвереньки и сосредоточился, чтобы рывком встать на ноги. Когда же и добивать неумного человека, как не в подобном положении?

Ударила ногой в бок. Все так же неумело и зло. Никонов утратил позицию на четвереньках и снова свалился на спину. А теперь что же? Сейчас он снова станет подниматься, но уже вдесятеро обозленный. Риммой овладело чувство, что она лечит ребенка. Уговаривает его принять микстуру. А практически это значило, что чем сильнее она ударит Никонова, тем будет полезнее для него.

Она схватила с подоконника здоровый том «Словаря криминалиста» и ударила им Никонова по голове. Разумеется, она била не по затылку и не по лицу. Специально изловчилась и дала по ушам. Сначала по одному, и голова его мотнулась слева направо, и тут же – по другому.

Он перевернулся на живот и что-то забубнил в ковер. И обхватил уши ладонями, защищая их от возможных новых ударов. Римма неправильно истолковала его движение. На секунду ей показалось, что этот его жест оскорбителен для нее и означает, что муж не желает ее слушать. Тогда она отшвырнула словарь куда подальше и принялась отдирать его ладони от ушей, визжа при этом как сумасшедшая:

– А, так ты не желаешь меня слушать? – хотя слушать, в общем-то, было и нечего, кроме самого этого повторяющегося вопроса.

Хрустели и выгибались пальцы Никонова, который был оглушен двумя ударами фолианта в твердой обложке и сопротивлялся теперь наугад. А Римма на какой-то момент почти утратила представление, что и зачем разыгрывается в этой комнате. Ей казалось, что единственная ее цель – отодрать эти руки от головы, которую они обхватили.