Московский дневник - [24]

и его дочерью. После обеда, у Аси, я ввязался в бесконечную политическую дискуссию, в которой и Райх принял некоторое участие. Украинец и соседка Аси представляли одну позицию, она сама и Райх – другую. Речь снова шла об оппозиции в партии. Но в этом споре нельзя было достичь даже взаимопонимания, не говоря уже о согласии; оппоненты никак не могли взять в толк, о какой потере идеологического престижа в связи с выходом оппозиционеров из партии говорят Ася и Райх. О чем, собственно, был весь этот спор, я узнал только тогда, когда курил внизу с Райхом сигарету. Русская беседа пяти участников (поскольку там была еще и подруга Асиной соседки), которую я вынужден был наблюдать со стороны, снова удручила и утомила меня. Я решил, что если это будет продолжаться, то я уйду. Но когда мы снова поднялись, решили играть в домино. Райх и я играли против Аси и украинца. Было воскресенье после Нового года. Дежурила «хорошая» сестра, и поэтому мы оставались там и после ужина, и сыграли несколько ожесточенных партий. Я чувствовал себя в этой ситуации очень хорошо, украинец сказал, что я ему нравлюсь. Когда мы наконец ушли, мы зашли еще в кондитерскую, чтобы выпить по чашке чая. Дома последовал долгий разговор о моем положении свободного литератора, вне партии и должностей. То, что Райх говорил мне, было правильно, я бы сам ответил то же самое любому, кто заявил бы мне то, что сказал я.

И я прямо ему это высказал.

3 января.

Рано утром мы отправились на фабрику, на которой работает хозяйка Райха. Было что посмотреть, мы пробыли там около двух часов. Начну с ленинского уголка. Задняя стена белой комнаты обита красным, с потолка свисает красный бордюр с золотой бахромой. Слева на этом красном фоне расположен гипсовый бюст Ленина – он такой же белый, как беленые стены. Из соседнего помещения, в котором производят канитель, в комнату вдается трансмиссия. Вращается колесо, и через отверстие в стене скользят кожаные приводные ремни. На стенах развешаны пропагандистские плакаты и портреты знаменитых революционеров или картины, в стенографической форме изображающие историю российского пролетариата. События 1905–1907 годов представлены в стиле огромной открытки. На ней, с наложением друг на друга, сражения на баррикадах, тюремные камеры, восстание железнодорожников, «черное воскресенье» перед Зимним дворцом. Многие плакаты направлены против пьянства. Этой же теме посвящена и стенная газета. Предполагается, что стенные газеты появляются каждый месяц, на самом деле несколько реже. Ее стиль в целом похож на детские юмористические издания: картинки чередуются с прозаическими или поэтическими текстами. В первую же очередь газета содержит хронику коллектива, работающего на этой фабрике. Поэтому она сатирически отражает некоторые негативные события, но есть и статистические данные по работе в области образования, проведенной в последнее время. Другие плакаты посвящены гигиеническому просвещению: рекомендуются марлевые занавески как средство от мух, объясняются преимущества молочной диеты. На фабрике работают (в три смены) 150 человек. Основная продукция: резиновые ленты, нитки, шпагат, серебряная тесьма и елочные украшения. Это единственная фабрика такого рода в Москве. Но ее производственная структура не столько результат «вертикальной» организации, сколько свидетельство низкой степени дифференциации промышленности. Здесь можно наблюдать, как в одном и том же помещении один и тот же производственный процесс выполняется машиной и вручную. Справа машина наматывает нить на катушку, слева рука работницы вращает колесо: в обоих случаях один и тот же процесс. Большая часть рабочих – крестьянки, и среди них не много членов партии.

У них нет единой рабочей одежды, нет даже рабочих фартуков, и они сидят на своих местах, словно занимаются домашней работой. Уютно и неторопливо склоняют они свои замотанные шерстяными платками головы над работой. А вокруг них плакаты, заклинающие все ужасы машинного производства.

Неизвестный фотограф. Без названия (Вс. Мейерхольд и З. Райх). После 1930 г.

Вот рабочий, рука которого попала между спицами машинного колеса, вот другой, колено которого зажало между шатунами, вот третий, который спьяну перепутал выключатели и устроил короткое замыкание. Изготовление более тонких елочных украшений – полностью ручная работа. В светлой мастерской сидят три работницы, одна нарезает посеребренные нити на короткие кусочки, собирает в пучок и связывает проволочкой, сматывающейся с катушки. Она пропускает эту проволоку сквозь свои зубы как через прорезь. Потом она распушивает блестящие связки в звездочки и отдает их в таком виде напарнице, которая приклеивает к ним бумажных бабочек, птичек или дедов-морозов. В другом углу этого помещения сидит еще одна женщина, делающая кресты из канители, по одному в минуту, подобным же образом. Когда я склоняюсь над колесом, которое она вращает, чтобы понаблюдать за ее работой, она не может удержаться от смеха. В другом помещении делают серебряную тесьму. Это продукция для экзотической части России, поскольку тесьма идет на изготовление персидских тюрбанов. (Внизу рабочий делает канитель: он обрабатывает нить наждаком. Проволока утоньшается до предела и после этого серебрится или покрывается другими металлическими красками. После этого она попадает на чердак, где ее сушат при высокой температуре.) – Потом я прошел мимо биржи труда. В середине дня у входа в нее развертываются закусочные, которые предлагают горячие пироги и жареные ломтики колбасы. С фабрики мы поехали к Гнедину