Московский бенефис - [14]

Школа такая у нас действительно была. Располагалась она в десяти километрах от того самого поселка, где когда-то я повстречался с отцом, сестрами Чебаковыми и еще многими хорошими знакомыми. Там до 1991 года находилась какая-то небольшая войсковая часть, которую за ненадобностью сократили, оставив пустовать пару-тройку гектаров, обнесенных неплохим бетонным забором с барачного типа казармой, кухней, подсобками, гаражом и, что самое главное — хорошими бетонными подвалами. Игорь Чебаков, уже тогда кое-чем ворочавший, положил глаз на эту территорию, замыслив развернуть могучее хозяйство, способное производить в год несколько тонн шампиньонов, вешенки и папоротника-орляка, которые, как он считал, можно загонять за валюту. Конечно, мечтать не вредно, но я лично сильно сомневаюсь, что Игоряша заполучил этот кусманчик, если бы действовал сам по себе. Весьма возможно, что ему могли бы по ходу дела даже свернуть шею. Однако Чебаков-младший вовремя вспомнил о том, что его сестрицы доводятся снохами Сергею Сергеевичу. Вопрос в кратчайшие сроки был рассмотрен в нужных инстанциях, и Игорь получил лакомый кусочек. Но не бесплатно, а за добрую услугу. На территорию будущего грибного концерна тихо и незаметно вселилась на правах субаренды школа телохранителей и частных детективов, возглавляемая неким господином Ли Тимофеем, который с удовольствием отзывался на кличку Тимур. Тимур был профессионалом не только в родном корейском таэквондо, но и еще в трех-четырех видах восточных единоборств, а стилей каждого вида знал еще больше. Помимо него там была еще пара-тройка инструкторов с кагэбэшным и спецназовским прошлым, несколько уволенных милицейских, десантников и вэвэшников. Курсантов набиралось немногим больше, чем инструкторов, не больше тридцати человек. Но занимались с ними на совесть. Я в школе не появлялся, примерно четверть курсантов были моими «крестниками».

Те три четверти, которые прописывались в школе без моего участия, меня не колыхали. Кто их курировал, кем они потом становились и чем занимались — меня не интересовало и не должно было интересовать. Зато из оставшейся «моей» четверти каждого выпуска я делал одну-две группы вполне стоящих работников.

То, что Варан привел с собой еще четверых, было ему большим плюсом. Он явно мог сделаться самостоятельным командиром, но его надо было еще чуть-чуть доработать. Так же, впрочем, как и его ребят. Мне немножко не нравилось, что в их команде есть баба, то есть Чупа. То ли я, по старости лет, не понимал перемен мировоззрения сов… российской молодежи, то ли был слишком традиционен, но мне казалось, что у бабы в нашей работе слишком мала область применения. Однако в первые же выезды на реальные дела Чупа сработала так, как дай Бог каждому мальчику. В том, что именно она влепит Кругловой пулю, я не сомневался. Причем сделает это четко, тихо и, можно сказать, естественно. В позапрошлый выезд именно эта естественность в ее поведении меня приятно удивила. Жена очередного клиента — тогда о деле Разводного еще и речи не шло — очень сильно заволновалась и заплакала. Чупа, изображавшая понятую, сказала очень сочувственным и даже ласковым голосом: «Ну что вы, что вы! Не надо так расстраиваться, все образуется! Посмотрите, у вас реснички потекли… Пойдемте, я вам помогу. Где у вас ванная?» Вот так все и образовалось — главным образом, дыра в голове у потенциально вредной свидетельницы.

Остальные были попроще. Фриц лучше других водил машину, поэтому обычно его сажали за руль, в замках и электронике соображал Мартын, который очень любил пользоваться паяльником или другими нагревательными приборами. Бетто каких-то ярко выраженных плюсов не имел, но зато никогда не спорил и не выступал.

Сегодня все они могли отдыхать. У меня была деловая встреча, на которой мне не нужно было лишних свидетелей.

ИНФОРМАЦИЯ

…Его белый «жигуль» подкатил к троллейбусной остановке у станции метро точно в 15.00. Я сразу вытянул руку, голосуя, и, когда автомобиль притормозил, спросил нервным голосом:

— Шеф, не подвезешь в Царицыно?

— Садись, — ответил он, и я влез на переднее сиденье. Полморды его закрывали черные очки, а я, стараниями Еремея Соломоновича, обрел небольшую бородку, свисающие на лоб волосы и усы, почти как у Руцкого. Одет я был в мятую куртку из кожзаменителя, серые северокорейские брючата и нечищеные семь лет ботинки. Мы уговорились встречаться загодя, встреча эта у нас была не помню уж какая, но внешность друг другу открывать не собирались. Так оно спокойнее.

Мужик в очках открыл бардачок и вынул оттуда небольшой сверток, похожий по размерам на книгу, завернутую в газету. Я тут же достал из-под куртки сверток поменьше и сунул его в бардачок, а тот, что подал мне мужик, запихнул себе за ремень, прикрыв курткой.

— Извини, шеф! Я, пожалуй, здесь выскочу. На, за труды, — сказал я и подал ему пятитысячную.

— Как знаешь, — мужик притормозил, я выскочил, и он уехал.

У станции метро я глянул для страховки по кругу, а затем не спеша спустился под землю. Народу было средне, я даже смог посидеть и доехал с комфортом. Затем — эскалатор, свежий воздух и неторопливая прогулка.