Московские стрельцы второй половины XVII – начала XVIII века. «Из самопалов стрелять ловки» - [84]

Самый героический эпизод истории стрельцов Петра Великого принадлежит стрелецким полкам В. Данилова и Д. Каховского, а также солдатским И. Канищева и И. Нелидова (в недавнем прошлом также стрелецким), участникам битвы при Фрауштадте 2/3 февраля 1706 г. «В июне 1703 г. 11 русских полков, в том числе два стрелецких, севский В. Данилова и смоленский Дмитрия Каховского, были собраны в Киеве и отправлены к саксонскому королю. До 1706 г. они действовали совместно с саксонцами под Варшавой и в Познани. В 1706 г. произошло неудачное сражение при Фрауерштадте, в котором русские полки действовали в составе союзной русско-саксонско-французской армии под командованием генерала Шуленбурга»[656]. Полки Данилова и Каховского были новосформированными из бывших московских стрельцов. Это были именно стрелецкие части, воссозданные по указу Петра I в 1703 г. Полки Канищева и Нелидова в 1699 г. были переведены в солдаты, что прошло для самих стрельцов без каких-либо возмущений и эксцессов. А. В. Беспалов отмечал, что весь русский вспомогательный корпус в армии короля Августа Саксонского «из-за высокого уровня дезертирства и смертности от голода и болезней» был сведен в 10 пехотных батальонов[657]. Полки Данилова и Каховского были объединены при Фрауштадте в 1 батальон численностью 500 штыков[658]. Полки Канищева и Нелидова были включены вместе с солдатскими полками Дедюта и Левистона в полк Паткуля в качестве второго батальона.

«Союзная армия состояла из 29 батальонов пехоты (16 073 человека), 42 эскадронов кавалерии (2000 человек), 300 артиллеристов при 32 орудиях… Артиллерия разместилась равномерно по фронту в интервалах между батальонами. Позиции союзной пехоты, как и под Клишовом, были ограждены испанскими рогатками»[659]. Русские стрельцы и солдаты были знакомы с рогатками еще с битвы под Конотопом 1659 г. и успешно их применяли против турок во 2-й Чигиринской кампании 1678 г. «Местность для боя была крайне удобной и представляла собой равнину с небольшими возвышенностями. Незначительные участки леса находились в тылу как у саксонцев, так и в тылу у шведов»[660]. Шведы расположили линию своих батальонов полукругом, что привело командующего союзной армией фон Шуленбурга в замешательство[661]. Шведский командующий Реншильд не дал саксонскому генералу времени опомниться и принять решение. Шведы атаковали. После 45 минут боя саксонцы обратились в бегство, лишь на левом фланге стойко оборонялся русский отряд[662]. «Российские 4 полка да гренадерский батальон, которые стояли в первой линии, мест своих не уступили. Все на том месте побиты, а осталось малое число. Тако же осталось и в задней линии. И собрався шли… отходом и отстреливались… Мало кто из них не был ранен»[663]. Малочисленный русский корпус вел огонь, пока первые линии солдат, стрельцов и гренадер не были выбиты полностью ответными шведскими залпами. После этого каролины смогли приблизиться к рогаткам, а оставшиеся в живых русские – перегруппироваться и оранизованно отступить, отстреливаясь от наседающей вражеской пехоты и конницы.

В. Великанов утверждал, что русский корпус в результате фронтальной атаки Нерке-Вермландского полка пришел в замешательство и не сумел оказать достойного сопротивления[664]. Более того, исследователь указывал, что русские солдаты обратились в бегство через открытое поле, где были настигнуты и изрублены шведской кавалерией[665], за исключением очень немногих, отступивших организованно. С этой точкой зрения трудно согласиться. На приведенной карте в работе В. Великанова видно, что русский корпус занимал очень выгодную позицию – за спиной русских частей была река и пруды с топкими берегами. Более того, исследователь сам указал, что пруды и река на момент боя не промерзли[666]. Следовательно, в процессе бегства солдаты должны были переплыть зимнюю реку (!) и выбежать на поле, под удар шведов. Если учесть, что весь опыт русской пехотной тактики второй половины XVII в., особенно стрелецкой, был основан на стойкости пехоты (беглец – неизбежная жертва кавалерии, бегство с поля – гарантированная смерть), а в строю русского корпуса стояли воины, помнившие про долг и присягу (они не сбежали со службы, пока была возможность, а честно тянули свою лямку), то утверждение о бегстве этих солдат с поля выглядит очень сомнительным.

В. Великанов отмечал, что «русские батальоны, несмотря на приказ Г. Востромирского, дали преждевременный залп, который практически не причинил вреда шведам (тем не менее под К. Реншильдом, лично возглавивившим атаку Нерке-Вермландского полка, была убита лошадь). Шведы вплотную приблизились к рогаткам, прикрывавшим русские позиции, и с близкой дистанции дали всего один залп, который сразу же привел в расстройство всю первую линию русских… Воспользовавшись замешательством русских полков, шведская пехота быстро разобрала рогатки, и в прорыв устремились северо-сконские рейтары…»[667]. Вызывает сомнение констатация безрезультатного огня русских полков. Возможно, В. Великанов взял это утверждение из шведских источников, и оно как минимум спорно, как и сведения об одном-единственном залпе русских.