Московские коллекционеры - [56]

История жизни Варвары Алексеевны Морозовой, несомненно, вдохновила бы драматурга Островского, а школьники и по сей день писали бы сочинения о купеческой дочери Варваре с тем же безразличием, с каким пишут они о «темном царстве», бесприданницах, алчных мамашах, коварных охотниках за приданым и засидевшихся в невестах купчихах. Многословный П. Д. Боборыкин, позаимствовавший фабулу ее жизни для сюжета романа, с задачей не справился: его Анна Серафимовна Станицына — бледное подобие Варвары Алексеевны; «оригинал был гораздо примечательнее копии», — заметил Павел Бурышкин. А ведь в истории Варвары Морозовой, урожденной Хлудовой, были все необходимые составляющие: коллизия, интрига, перипетии, кульминация, развязка и эпилог.

Девушка из Замоскворечья, с добрым от природы сердцем, при этом самостоятельная и решительная, мечтает посвятить себя чему-то благородному («Мне часто приходит мысль, что я существо не совсем обыкновенное и непременно должна отличить себя чем-нибудь необыкновенным, как, например, спасти свое отечество и т. п.»).

Одна из первых московских красавиц, ездит на балы, кокетничает с кавалерами («Что за нелепость, обращать внимание на всякого молодого человека: выказываться перед ним, стараться понравиться и даже в него влюбляться. Теперь всякая женщина это делает, но я не из одной гордости и самолюбия хочу отличаться от них, но из собственного моего ума. Не лучше ли прожить мой век так, как я теперь мечтаю, т. е. остаться в девушках, что в замужестве одно горе. Я знаю, что не могу быть счастливой замужем, независимо исполнять свои желания, делать добро… Но с силою воли и с умом можно осуществить мои планы… мне хочется не обращать внимание на мужчин, а ведь так и тянет посмотреть и понравиться то одному, то другому»).

Живет в роскошном дворце, но мечтает помогать бедным («Если бы меня в хорошие руки, то я бы вышла человеком… хочу жить порядочно, если не совсем хорошо… по возможности помогать бедным, не транжирить по пустому деньги») и «употребить жизнь с пользою» («Вот как бы я желала повести ее: во-первых, никогда не выходить замуж, давать уроки музыки и французского языка детям, а на эти деньги помогать бедным, потому что я в них не буду нуждаться»).

Тайком читает Белинского («Нужно же хоть немного подвигаться вперед, недаром читаешь Белинского, в которого я влюблена, хотя его не иначе видела, как на портрете, который вовсе не красив. Вот что значит его ум!») и журнал «Современник» («Чтение журнала развило ненависть к дурному и симпатии к честному, возвышенному и благородному… желание пройти через страдания и испытания…»).

Цитаты эти вовсе не из романа, а из сохранившегося дневника Вареньки Хлудовой [79]. Кроме него поделиться переживаниями девушке было не с кем («…У меня нет даже друга… у меня слишком горячая натура, с летами, я боюсь, это, пожалуй, удвоится…»). Мамаша умерла, и с шести лет девочку воспитывают няня с гувернанткой. Детство свое, однако, она считает счастливым: папаша любит ее до обожания, старшие братья души в ней не чают. Жила бы себе Варя, как прочие девушки, но годам к шестнадцати купеческая дочь заметила, что вокруг творится много несправедливостей, и задумалась. Первым разочарованием стал любимый папаша, в отношении которого у любящей дочери восторга поубавилось: «Папашу я считаю почти что совершенством, и если бы немного повоспитаннее был, то я его бы считала совершенством». Спустя же несколько месяцев появляется запись гораздо жестче: «Я тоже становлюсь героем, иду со своей маленькой фигуркой на отпор дурному, которое мне является олицетворением в моем отце. Я прихожу в отчаяние от этих домашних ссор, они в высшей степени отвратительны…»

Тут на сцене появляется главный злодей, Варенькин отец Алексей Иванович Хлудов, сын ткача-кустаря, а ныне совладелец фирмы «А. и Г. Ивана Хлудова сыновья». Дед Вари, Иван Хлудов, ткал пояса и шелковые кучерские кушаки на ручном станке в своей деревне в Рязанской губернии, потом выбился в купцы и в 1817 году перебрался в Москву. Сыновья его, Алексей и Герасим, купцы первой гильдии, в 1845 году выстроили в городе Егорьевске на берегу речки Гуслянки фабрику, где 300 рабочих на 15 тысячах веретенах в день вырабатывали 60 пудов пряжи. Специалистов по прядильному делу и машины братья выписали из Ливерпуля, куда отправился Алексей Хлудов. «Решение наше бесповоротно: мы будем или богачами, или пойдем с сумами», — осадил он жену, уговаривавшую не ввязываться в рискованное предприятие. Богачами братья Хлудовы, разумеется, сделались, причем довольно скоро: Егорьевская бумагопрядильная фабрика (кстати, одна из первых в России) в начале 1870-х выдавала уже до тысячи пудов пряжи в сутки.

Алексей Иванович Хлудов славился не только умением общаться с покупателями, но и вспыльчивостью. Женился он рано — в 18 лет, и ровно через 18 лет овдовел, оставшись с семерыми детьми. Двое сыновей умерли, а двое остались при нем в огромном трехэтажном доме в Хомутовском тупике, превратившемся потом в Хлудовский. Сыновья надежд не оправдали: Михаил вел, мягко выражаясь, «эксцентричную жизнь», пребывая «в непримиримой бурной ссоре» с Василием, который в отличие от брата был большой эрудит, прекрасно играл на фортепьяно и импровизировал на выписанном из Германии органе (впоследствии подаренном Московской консерватории). Чем только не занимался Василий Алексеевич: проблемами металлургии и экспериментальной медициной, биологией, эндокринологией, садоводством, теоретической механикой, астрономией; знал три иностранных языка, объездил всю Европу. Несмотря на блестящее образование (естественный и медицинский факультеты Московского университета, курс лекций по химии в Гейдельбергском университете), Василию Хлудову фатально не везло в делах, что бесило успешного отца. Под конец жизни, устав от бесконечных провалов, Василий Алексеевич увлекся спиритизмом, занялся толкованием Евангелия и даже съездил к Льву Толстому побеседовать (отец А. И. Хлудов, между прочим, всю жизнь собирал старопечатные книги и рукописи религиозного содержания, которые впоследствии оказались в Историческом музее, включая главный раритет собрания — греческий кодекс IX века, знаменитую Хлудовскую псалтирь