Московские коллекционеры - [112]

Спустя несколько недель в растрепанных чувствах Остроухов уезжает в Крым, вовсе не предполагая, насколько кардинально изменит его жизнь эта поездка.

Избыток счастья

С первого появления в Леонтьевском прошло пятнадцать лет. Остроухов сделался у Мамонтовых настолько своим, что никому и в голову не приходит сомневаться в их родственных связях. Анатолия Ивановича он считает вторым отцом, Мария Александровна его главный конфидент, а Юра с Мишей — самые близкие друзья-приятели. Не обходится, как и положено в романах, без неразделенной любви к дочери своего покровителя. Если не брать в расчет пленявших его артисточек или встреченных в путешествиях милых дам («Что здесь за народ, в особенности женщины! Расскажу дома, что это за удивительные создания. Я уже влюбился…»), единственная прочная сердечная привязанность — Танечка Мамонтова. Прямых подтверждений тому в остроуховской переписке найти не удалось, хотя из намеков Серова об этом нетрудно догадаться; возможно, что-то обнаружил Марк Копшицер, подробно изучавший мамонтовский архив и помянувший в своей книге о С. И. Мамонтове застенчивого и неуклюжего Остроухова, исписывавшего «мельчайшим почерком десятки изящнейших записных книжек излияниями по поводу своего чувства».

Но Танечка нескладного, долговязого, лысеющего очкарика в качестве кавалера не рассматривала и замуж собралась совсем за другого. В марте 1889 года состоялась помолвка Татьяны Анатольевны и Григория Рачинского [148], ровесника Остроухова, бывшего, по воспоминаниям знавших его, выдающимся литератором, прекрасным переводчиком и человеком огромной эрудиции. Женщинам кажется, что страдают только они, а мужчины существа бездушные. На самом же деле те просто иначе устроены и переживать еще как могут, и с жизнью от несчастной любви сводить счеты, особенно чувствительные натуры, подобные Остроухову. «Я думаю, тебя это должно порядком волновать. Все-таки она тебе дорога. Я это знаю, дороже всех девиц Мамонтовского круга…» — сочувствовал приятелю Серов. Волновать — это слабо сказано. «Измена» обожаемой Танечки окончательно лишила его надежды войти в мамонтовскую семью, о чем он конечно же втайне мечтал.

Тридцать лет — достойный возраст для женитьбы. Серов в этом абсолютно уверен и считает, что приятелю жениться просто необходимо. Антон опередил и Танечку, и Илью, два месяца назад обвенчавшись с Ольгой Трубниковой.

Илья Семеныч, я женился.

Будь деликатен ты и мил, -

Я б чрезвычайно восхитился,

Когда б меня ты посетил.

Я доложить имею честь, что у меня и адрес есть:

Михайловская пл. 11, кв. шесть

[149]

«Итак я женат, человек степенный, со мной не шути. Чего ты, скажи, мешкаешь, отчего бы тебе не жениться?» — не может успокоиться Серов, хотя знает, что Илья весь в переживаниях. Две неудачи сразу — это уже слишком: сначала провал на Передвижной, вернее не провал, а неизбрание членом Товарищества, теперь и наличном фронте. Он по-прежнему бесправный экспонент и вдобавок отвергнут предметом своего обожания. Даже продажа трех выставленных на VIII Передвижной работ, написанных по следам итальянского путешествия, не утешает.

В последний приезд в Петербург Остроухов Серову своим душевным настроем очень не понравился. Когда же тот больше месяца не давал о себе знать, Антон забеспокоился. Вскоре до него доходят слухи, что Илья жив, здоров и только что вернулся из Крыма. Обиженный Серов старается обходить щекотливые темы, делая вид, что не очень-то и задет столь продолжительным молчанием приятеля; просит рассказать, что тот привез из весеннего Крыма «по этюдной части» и каковы его планы на лето. В ответ из Москвы приходит предлинное письмо (датированный 29 апреля черновик Илья Семенович сохранил) с извинениями («Милый друг Валентин Александрович! Ты, конечно, имеешь тысячу раз право сердиться на меня. Сердись, но не осуждай»). Письмо путаное и на остроуховские эпистолярии мало похоже. Видно, что человеку было нелегко («Я чувствовал себя столь растрепанным, что не только писать, но и читать-то мне было не под силу»). Неужели только из-за помолвки Танечки? Тогда почему не остался в Москве, а уехал с Мамонтовыми в Крым, хотя ехать туда очень не хотел? Какой же он податливый оказался, если Таничка, как он сам пишет, сумела его уломать. «Поехал, повторяю, с большой неохотой, больной, нервный, и пр. и пр.; вернулся же, благословляя судьбу, против которой никогда переть не нужно, здоровым, бодрым. Веселый и чрезвычайно довольный моим случайным путешествием… я нахожусь теперь не совсем в нормальном (обыденном) положении, что я вышел из колеи и не попал еще в другую, что я ищу того, чего не искал всю жизнь, что я болен болезнью перерождения, что чем ближе я к новой фазе, тем исключительнее и упорнее стремлюсь я к ней…»

Если бы не следующий, внятный кусок письма, предшествующий сумбурный отрывок понять невозможно. «Одним словом: влюблен со всеми последствиями, в кого, как — не спрашивай и не принимай никакого участия в этом, пожелай только, чтобы кончилось все благополучно и скорее, скорее — пусть будет, что будет — всего хуже продолжать то состояние, в котором я теперь вот уже битых четыре месяца. Дальше нет сил тянуть при моей натуре… Ты понимаешь меня?»