Московские джунгли - [55]

«Может, отец научит меня чему-нибудь такому, чтобы я околдовала продюсера? Стала его женой – и тогда никаких проблем с ролями», – думала Лиля, собирая рюкзак.

И сама себе отвечала: «И не надейся, голубушка. Скорее всего, после этой эскапады ты будешь мертва. Если эта тварь существует, тебе с ней не справиться… А если она не существует, почему я согласилась ехать с ним? Зачем? Потому что хочу побыть с отцом, понравиться ему, любви хочу, чтобы хоть кто-то любил и ценил?»

Лиля подошла к книжной полке, взяла в руки фото тети Оксаны, прикоснулась губами к холодному стеклу. Протерла рукавом. Поставила обратно.

Что одиночество – не страшно, а даже приятно, рассуждают те, кто одиночества не знал. Они ставят знак равенства между одиночеством и чувством свободы. Они не знают, как это тяжело, когда никто тебя не любит и тебе некого любить.

В старом советском фильме по книге Бориса Васильева «А зори здесь тихие», который очень любила тетя Оксана, Лиля больше всего из пяти погибших девушек жалела Галю Четвертак. Воспитанницу детского дома, самую нелепую, совсем неподходящую в солдаты, трусиху, закричавшую: «Мама!» – и побежавшую, как заяц, через лес, под немецкие пули… Галю, которую совсем, совсем никто не любил, которая никого не любила. Все остальные знали любовь – родительскую, мужскую. Даже у некрасивой Сони Гурвич был юноша, который подарил ей книжку стихов Блока. У Лизы Бричкиной – родители и пусть короткая, но все же любовь к Васкову. У Риты и Жени так просто роскошно по эмоциональным меркам: и родители, и любовь большая, у Риты еще и ребеночек. А у Галки – никого, никого! Сейчас Лиля чувствовала себя Галкой Четвертак, собирающей вещмешок, чтобы идти в поход, в бой за светлые идеалы, за чужих людей, которые о ней и не узнают. Так хочется, чтобы кто-то любил. Тетя Оксана во сне сказала, что отец ее любит. Доказать ему, что не зря он принес эту жертву, не зря оставил ее, Лилю, в живых, и вызвать еще больше любви.

А может, они еще смогут победить и уцелеть?

Глава 19

Отец ждал ее в нанятой машине. Ехали долго. Молчали. Он снял гостевой дом в какой-то деревне. Зимой дом чаще пустовал. Была бы еще рядом река, могли бы приезжать любители подледного лова. А рядом – только лес.

Отцу нужен был лес.

Лилю укачало в дороге, она боялась, что ей придется прямо сразу, в темноте, на ночь глядя идти в лес, в таком состоянии она точно не сможет сделать все правильно, так, как надо, и у них с отцом ничего не получится. Но отец привел ее в дом, где даже имелся душ с нагревателем и маленькая кухонька. И пока Лиля принимала душ и устраивалась в отведенной ей комнате, он варил на кухне какое-то зелье в кастрюльке, что-то напевая странным, не своим, горловым, дребезжащим голосом. От этого пения Лиле стало удивительно спокойно. Хотелось в это пение завернуться, как в теплое одеяло, и уснуть. Наверное, какие-то детские ассоциации, когда она еще чувствовала себя защищенной. До того как ее бросили на пороге дома малютки.

Отец принес ей две кружки с бурым, остро пахнущим напитком.

– Ужинать сегодня нельзя. Нужно вот это выпить.

Ужинать Лиля и не собиралась, ее все еще мутило после поездки. И столько пить на ночь она не привыкла: с утра могут появиться отеки, для актрисы это неприемлемо. Но сейчас она была не актриса, сейчас она была дочь шамана. Она готовится к посвящению. Значит надо выпить.

Напиток был горький. Но Лиля выпила до дна обе кружки.

Ее тут же потянуло в сон.

Засыпая, она подумала, что уж очень быстро вжилась в образ послушной дочки. А ведь по вине этого человека умерла тетя Оксана. Лиля собиралась ненавидеть его всю оставшуюся жизнь, так почему она теперь во всем ему послушна?

Но сон навалился на нее, плотный, глубокий, и во сне она летала, чего не случалось с ней с детства, и проснулась освеженная, еще затемно.

Оказалось, что и сегодня они не пойдут в лес.

– Сначала надо, чтобы твое тело очистилось. Вообще-то, на очищение обычно требуется не меньше трех недель. Но у нас времени нет. Так что пройдешь малое очищение.

Малое очищение: никакой еды, только травяные отвары, правда, один раз с медом, а один раз – отвар на каком-то густом молоке.

– Оленье молоко.

– В Москве и такое достать можно?

– В Москве все достать можно, но я не верю в честность здешних продавцов. Это молоко заморозили и привезли для меня… Перед тем как заехать за тобой, я ездил в аэропорт.

К вечеру Лиле стало уже невыносимо скучно. Отец пел и готовил свои отвары, неспешно, по щепотке, по горсточке всыпая травы, закладывая какие-то корешки, ему было хорошо, для него вот этот неторопливо тянущийся день явно воспринимался как что-то привычное, а Лиле хотелось на стенку лезть, и нечем, нечем было себя занять, а в доме, как назло, ни единой книги, и телевизора тоже не было.

Ночью она спала очень крепко, и все же сквозь сон ей почудилось, будто хлопнула дверь, уже под утро. Отец куда-то выходил? Ушел или вернулся? Но густой, сладкий, теплый сон затягивал в себя…

Когда рассвело, отец был в доме. Он не будил Лилю, дождался, когда она проснется сама. Угостив ее очередной порцией отвара, отец сказал, что сегодня они пойдут в лес. Он положил на ее кровать пакеты с новым, запакованным термобельем, поставил на тумбочку красивый глиняный горшочек, явно ручной работы.