Московская история - [110]

Шрифт
Интервал

Он снова остановил ее, приник головой к ее голове, дожидаясь конца боя.

С последним ударом часов он прошептал:

— Ты мне уже все дала. Чего еще желать-то…

Над ними прозвучал торжественный аккорд Гимна.

Спустя некоторое время они навестили вахтера, в одиночестве клевавшего носом на своем посту. Угощая его пирожками, Аида Никитична рассказала старику, что оставила малышку дома одну, покормив и перепеленав ее, а соседи, взяв ключ от квартиры, обязались заглядывать туда время от времени, поскольку собирались все равно танцевать целую ночь. А папе Ижорцеву соседи передали новогодний поцелуй (она тотчас исполнила поручение соседей). Заодно Аида Никитична расцеловала и вахтера, «от себя лично». Вахтер расчувствовался и дал себя увлечь на танец кадриль, лившийся как раз из репродуктора. Аида Никитична ловко выделывала коленца, помахивала платочком, пускала «глазок» через плечо так, что Ижорцев не выдержал и пошел наперерез вахтеру. В недостроенном, тесном от стоящих лесов вестибюле Аида с Ижорцевым танцевали еще и вальс, и танго, и, глядя в раскрасневшееся от шампанского лицо жены, Ижорцев едва удержался, чтобы не целовать ее, не схватить на руки, не крутить до того, чтобы упасть наконец вместе с нею куда-то в небытие.

Звонили соседям, справлялись о малышке и, убедившись, что все в порядке, Ижорцев стал уговаривать Аиду Никитичну не уезжать, побыть с ним еще. Аида Никитична попросила:

— Тогда покажи мне «Колор». Ну, знаешь, там, где будет главный конвейер. Это можно?

— Можно, — Ижорцев засмеялся. — Только… туда надо через дыру.

— Какую дыру?

— Обыкновенную. В потолке.

— В потолке?! Сева, ты надо мной смеешься.

— Абсолютно нет.

— Смеешься, смеешься, Севка! Тебе не стыдно? Надо мной… смеяться надо мной! Бессовестный Севка! Разве можно надо мной смеяться? Над смешным человеком смеяться нельзя, запомни это, Севка! Со смешным можно делать все, все, только не смеяться! Оставить ему хоть это, хоть это. Пусть себе ходит!

Тут он схватил ее наконец. Она была маленькая кочерыжка, короткая и не тяжелая. Он хотел ей показать дыру, самую натуральную дыру, которая существовала на самом деле, и по прихоти строителей, заваливших основной лестничный марш, временно служила ходом сообщения с центральным залом второго этажа. К дыре вели с одной стороны сопкообразная куча мусора, а с другой была приставлена монументальная стремянка с перильцами. Очень удобно, по мнению строителей, которое Ижорцев пытался опровергнуть неоднократно, но безуспешно. Этим дьявольским ходом сообщения Аида Никитична и попала в главный зал. Здесь было звонко-холодно, по голому бетонному настилу кое-где мела поземка, врываясь в оконные проемы, забитые дощатыми щитами. Ижорцев светил Аиде Никитичне ручным фонариком. Золотое пятно луча ходило по далеким стенам, по малярным стеллажам, рассеивалось вверху, не достигая высокого потолка.

— Ну вот, гляди, — произнес наконец Ижорцев. — Ты так хотела.

Аида Никитична оборотилась к нему, слегка повернув голову, как будто могла рассмотреть его лицо в этом мраке.

— Ты что, перестал радоваться?

Ижорцев, наклонившись, подышал ей в шею, чтобы она почувствовала тепло. Именно ей он хотел бы сказать: «Я потерял уверенность. — И говорил про себя: — Мои поступки ставят меня в тупик. Мы строим этот завод, потому что такова мечта Ермашова. Но какова настоящая правда? Правда жизни? В чем критерий — что вот это действительно надо, а это нет? Кто над кем властвует, в конце концов, человек, над жизнью или жизнь над человеком? Вон там, вдали, огоньки: десять миллионов москвичей сейчас сидят у праздничных столов — погляди на большинство из них: они бегают за покупками, переходят на лучше оплачиваемые места и не морочат себе голову ничем более того, и эта их простая жизнь следует своим могущественным курсом независимо от наших усилий. По сравнению с ней все наши свершения — лишь моменты, а она — вечна. И еще никому не удалось ее одолеть. Так, может быть, истина там? В простой собственной хате?»

Но вслух он сказал только:

— Ты думаешь, это — величина абсолютная?

Аида Никитична и тут поняла его сразу.

— Конечно. — Она постаралась, чтобы голос ее был бодр, как прежде, когда она работала, шла в гору, обладала авторитетом осведомленности. — У меня нет ни малейших сомнений. Ни малейших.

И вот что странно: они оба солгали друг другу, но это нисколько не помешало их близости. Они сплотились в ту ночь, оберегая друг друга от холода, рвавшегося во все щели недостроенного завода.

Светлана тоже пришла к Ижорцеву. Только спустя некоторое время, когда получила однокомнатную квартиру. Пришла прямо к нему в кабинет, чтобы пригласить на новоселье. Она изображала наивную радость, от которой человек мило шалеет и думает, что всем вокруг приятно глядеть на его безумства. Ижорцев попытался было принять ее тон и отшутиться от приглашения, но Светлана сверкнула плоским, как германский штык, взглядом, и он понял, что с ним не играют в кошки-мышки.

В назначенный час Ижорцев явился с бутылкой вина, тортом и решимостью в сердце раз и навсегда отстоять свою независимость. Но отстаивать пришлось весьма неудобным образом — в постели.


Еще от автора Елена Сергеевна Каплинская
Пирс для влюбленных

Елена Сергеевна Каплинская — известный драматург. Она много и успешно работает в области одноактной драматургии. Пьеса «Глухомань» была удостоена первой премии на Всесоюзном конкурсе одноактных пьес 1976 г. Пьесы «Он рядом» и «Иллюзорный факт» шли по телевидению. Многие из пьес Каплинской ставились народными театрами, переводились на языки братских народов СССР.


Рекомендуем почитать
Иван, себя не помнящий

С Иваном Ивановичем, членом Общества кинолюбов СССР, случились странные события. А начались они с того, что Иван Иванович, стоя у края тротуара, майским весенним утром в Столице, в наши дни начисто запамятовал, что было написано в его рукописи киносценария, которая исчезла вместе с желтым портфелем с чернильным пятном около застежки. Забыл напрочь.


Патент 119

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пересечения

В своей второй книге автор, энергетик по профессии, много лет живущий на Севере, рассказывает о нелегких буднях электрической службы, о героическом труде северян.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


В таежной стороне

«В таежной стороне» — первая часть трилогии «Рудознатцы», посвященной людям трудной и мужественной профессии — золотопромышленникам. Действие развивается в Сибири. Автору, горному инженеру, доктору технических наук, хорошо знакомы его герои. Сюжет романа развивается остро и динамично. От старательских бригад до промышленной механизированной добычи — таким путем идут герои романа, утверждая новое, социалистическое отношение к труду.


Ивановский кряж

Содержание нового произведения писателя — увлекательная история большой семьи алтайских рабочих, каждый из которых в сложной борьбе пробивает дорогу в жизни. Не сразу героям романа удается найти себя, свою любовь, свое счастье. Судьба то разбрасывает их, то собирает вместе, и тогда крепнет семья старого кадрового рабочего Ивана Комракова, который, как горный алтайский кряж, возвышается над детьми, нашедшими свое призвание.


Год со Штроблом

Действие романа писательницы из ГДР разворачивается на строительстве первой атомной электростанции в республике. Все производственные проблемы в романе увязываются с проблемами нравственными. В характере двух главных героев, Штробла и Шютца, писательнице удалось создать убедительный двуединый образ современного руководителя, способного решать сложнейшие производственные и человеческие задачи. В романе рассказывается также о дружбе советских и немецких специалистов, совместно строящих АЭС.


Истоки

О Великой Отечественной войне уже написано немало книг. И тем не менее роман Григория Коновалова «Истоки» нельзя читать без интереса. В нем писатель отвечает на вопросы, продолжающие и поныне волновать читателей, историков, социологов и военных деятелей во многих странах мира, как и почему мы победили.Главные герой романа — рабочая семья Крупновых, славящаяся своими револю-ционными и трудовыми традициями. Писатель показывает Крупновых в довоенном Сталинграде, на западной границе в трагическое утро нападения фашистов на нашу Родину, в битве под Москвой, в знаменитом сражении на Волге, в зале Тегеранской конференции.