Московия - [115]

Поэтому кардинал зальцбургский Матвей Ланг, очень любимый цесарем, князь деятельный и в делах весьма опытный, заявил даже в шутку перед цесарем, чтобы тот не слушал и не расспрашивал меня об остальных обрядах в его отсутствие. Так и было: все время, когда я рассказывал, кардинал стоял при императоре. После этого, когда мы вышли от императора, кардинал усадил меня рядом с собой, сказав: «Император к вам милостив; я укажу вам пути и средства остаться и впредь в такой же милости и добиться еще большей». Он говорил, что желает быть моим другом. Тогда же мне была пожалована должность управителя в Кламе^{365}.

Заслушав посла московитов накануне Вербного воскресенья 27 марта, император хотел было, чтобы прибывший со мной московитский посол в Вербное воскресенье был в церкви и посмотрел на богослужение. С тем он послал меня к бывшему тогда в Иннсбруке епископу бриксенскому — им был один из рода Шроффенштайн, — но тот по совещании со своими учеными мужами не разрешил этого, так как московиты не подчиняются римской церкви. Потому император спустился в Халль в долине Инна, приказав доставить туда и московита, и привести его на торжественную мессу, которую император приказал певчим в своей капелле петь вполголоса, что пришлось по нраву московиту, который сказал: «Это по-нашему», разумея, что у них в обычае отправлять богослужение низким и тихим голосом.

У посла был приказ нанимать пушкарей^{366}, чего он не мог делать открыто. Поэтому, хотя московиты не обращают внимания на женщин, он давал своим слугам деньги, чтобы они по вечерам ходили к подлым девкам, ездящим вслед за двором, чтобы навести справки об оружейниках. Они и в самом деле нашли пятерых, согласившихся отправиться в Москву. У посла было также письмо его господина, в котором обещалось, что всякий, кто не захочет более служить, будет отпущен. Этих пятерых он снабдил деньгами, чтобы они купили лошадей и отправились в Любек, откуда их кораблем доставили в Лифляндию, до Ревеля, а уже оттуда — в страну московитов. Среди них был один, которого уговорил его брат, прежде тоже бывший оружейником в Москве и очень хорошо там содержавшийся; все. же он хотел уехать оттуда, и это ему удалось, что позволяется немногим. Чтобы он уговорил его брата и не беспокоился относительно его возвращения, посол предъявил настоящие письменные охранные грамоты. Они снова вернулись в Германию, только оружейники не вернулись^{367}, кроме одного, который ослеп.

Затем, 20 апреля, когда цесарь выслушал и отпустил московитского посла, я, будучи назначен около этого времени послом в Венгрию к королю Людовику, куда со мной ехали господин Файт Штрайн и Ульрих Вернеггер, проводил московита по Инну и Дунаю до Вены. Оставив его там, мы сели на венгерские возки, в которые, как правило, запрягается четверка лошадей, и за один день и ночь проехали тридцать две мили до Буды. Такая быстрота объясняется тем, что лошади вовремя отдыхают и сменяются через надлежащие промежутки. Первая перемена лошадей происходит в Бруке, городке, расположенном на реке Лейта, являющейся границей между Австрией и Венгрией в шести милях от Вены. Вторая — через пять миль в крепости и городке Мошонмадьяровар, по-немецки Альтенбург. Третья — где кормили лошадей, в городе Дьёр, местопребывании епископа; это место венгры называют Дьер, а немцы Раб, от реки Рабы, омывающей город и впадающей в Дунай, в этом-то месте, в пяти милях от Мошонмадьяровара, и меняют лошадей.

Четвертая — в шести милях ниже Дьёра, там снова кормежка, в селении Коч, от которого получили название кучера этих возков. Последняя — в селении Варк, в пяти милях от Коч, где осматривают подковы лошадей: не шатается или не выпал ли какой-либо гвоздь, и чинят возки и упряжь. Исправив все это, через пять миль въезжают в местопребывание короля — Буду.

В Буде король проводил сейм, который называется «ракош» по месту близ Пешта, лежащего по ту сторону Дуная напротив Буды: там-то, в открытом поле, всегда и происходит сейм. В качестве главного вопроса на этом сейме обсуждалось, что к королю по его малолетству надо приставить правителя, которым должен был стать граф Иоанн Запольяи: о нем говорилось выше. Поэтому император и польский король Зигмунд прислали сюда свои посольства, чтобы воспрепятствовать этому. Господин Андрей Тенчинский был одним из польских послов, умный, честный человек, которому и всему его роду я доставил потом графский титул.

От папы Льва на сейм прибыл Никлас Шёнбергер^{368}, майссенский дворянин, монах Доминиканского ордена. Он был одним из ближайших слуг кардинала Медичи, управлявшего тогда и папой, и папским престолом, а после Льва сделавшегося тоже папой. Монах изложил свои предложения публично, да к тому же так, что господин Тенчинский сказал: «Сам Бог послал нам этого монаха. Оба наших государя, император и король, и все их советники не смогли бы распорядиться лучше, чем это сделал монах, поведя дело в нашу пользу». Монах вел себя смиренно, ни в коем случае не хотел стоять впереди нас, послов императора и польского короля, приходил к нам в гостиницы, и мы, как с доверенным лицом, обсуждали и советовались с ним о многих вещах.