Московия - [113]

Из Вельска мы направились в крепость Брест с деревянным городком на реке Буге, в который впадает Мухавец, потом в город Ломазы; оставив здесь Литву, я прибыл 17 января в первый город Польши Парчев, несколько выше которого течет река Ясоница, отделяющая Литву от Польши. Затем в

Люблин (девять миль), 18 января,

Рубин,

Ужендув, 20 января,

Завихост, где переправа через Вислу,

21 января город Сандомир с каменной крепостью, расположенный на Висле и отстоящий от Люблина на восемнадцать миль,

22 января Поланец, городок на реке Чарна, в которой водится превосходная рыба, именуемая в просторечии у нас лосось. Ее высушивают на воздухе без использования дыма и соли и так едят, не жаря и не варя, она очень вкусна.

Далее, 23 января, новый город, называемый Корчин (Новы Корчин), хороший польский городок с обнесенной стенами добротно построенной крепостью.

Это место напоминает мне о чудесном и почти невероятном происшествии, не сказать о котором, по-моему, никак нельзя. Когда я однажды возвращался из Литвы через эти края, я встретился со знатным поляком Мартином Зворовским, который неотступно приглашал меня к себе и, приведя в свой дом, устроил роскошное угощение. И пока мы, как водится, дружески толковали о разных вещах, он рассказал мне, что, когда король Сигизмунд вел войну около Борисфена, некий дворянин, по имени Перстинский, облаченный до самых колен в тяжелое конное вооружение, въехал между Смоленском и Дубровно в Днепр, видимо, чтобы напоить лошадь; там лошадь его взбесилась, унесла его на середину реки и сбросила. Так как он выплывал трижды, но потом больше не появлялся, его сочли определенно погибшим и оплакивали, но вдруг он вышел из воды на берег на глазах у самого короля Сигизмунда и его войска, всего почти трех тысяч человек. Хотя веродостойность этого человека заставляла меня полагаться на его слова, все же, казалось, он говорит невероятные вещи.

Однако вышло так, что в тот же день в сопровождении Мартина мы добрались сюда, в Новы Корчин, где жил тогда человек, пользовавшийся у поляков величайшим почтением, Христофор Шидловецкий, кастелян краковский и тамошний староста. Он устроил для меня и многих других весьма знатных людей блистательнейшее пиршество. Там мне пришел на память этот рассказ о Перстинском, и я не мог удержаться, чтобы не упомянуть о нем, и весьма кстати, потому что это подтвердили не только гости, ссылаясь как на очевидца на самого короля, но и сам Перстинский, который присутствовал на том пиршестве собственной персоной и изложил это свое приключение так, что оно выглядит правдоподобным.

Он рассказал, что будучи сброшен лошадью, он трижды выплывал на поверхность, и тут ему вспомнилось поверье, слышанное им когда-то, что следует считать погибшим того, кто, выплыв в третий раз, не получил помощи. И вот тогда он открыл глаза, что поначалу было трудно, и пошел вперед, в сторону берега; видно было довольно хорошо; правую руку он держал над собой на случай, если набредет на мель, чтобы тогда его увидели и подали помощь, и так вышел совсем.

На вопрос, хлебнул ли он воды, он отвечал, что хлебнул дважды или трижды.

Я передаю это другим в том виде как слышал сам, а теперь возвращаюсь к продолжению рассказа о моем путешествии.

24 января Прошовице, где варят отличное, славящееся в Польше пиво. Оттуда, 25 января, мы приехали в Краков, столицу королевства, местопребывание короля. Он расположен на Висле в восемнадцати милях от Сандомира. Этот многолюдный город славен множеством духовенства, студентов и купцов. Получив подарок от самого короля, который одобрил мои труды, я был отпущен отсюда с величайшим почетом. От Москвы до Кракова я ни разу не сел на коня.

6 февраля со всеми своими санями, которые вывез из Москвы, я затем двинулся прямо к крепости Липовец, темнице для священников, провинившихся в чем-нибудь тяжком.

В трех милях оттуда — Освенцим. Хотя это силезский городок, однако находится во владениях Польши; расположен на Висле. В этом месте в Вислу впадает река Сола, вытекающая из гор, которые отделяют Силезию от Венгрии. Недалеко от городка находится река Пшемша, разграничивающая Силезию и польские и чешские владения; она впадает в Вислу с другой стороны.

Пщина, по-немецки Плес, княжество в Силезии, во владениях Чехии (три мили).

Струмень, по-немецки Шварцвассер (две мили),

Фрыштат, город герцогов цешинских, мимо которого протекает река Олыпе, вливающаяся в Одру.

Затем, 11 февраля, моравский город Острава, который омывает река Остравице, отделяющая Силезию от Моравии.

Городок Йичин, по-немецки Тицайн (четыре мили).

Городок Границе, по-немецки Вайсенкирхен, мимо которого протекает река Бечва (одна миля).

Липник (одна миля).

Оттуда до Оломоуца около полутора миль.

Обоз у меня был велик: тяжелые сани, запряженные четверкой лошадей, еще одни сани с московитскими детьми (так! — А. Н.), одни с собаками, у московитского посла тоже было несколько саней. Снег был глубок, лошадям по брюхо. В то время путешествовать по Моравии, да и Австрии было небезопасно На одном холме напротив нас показались трое всадников, постояли, а потом двинулись к нам, доставая свои ружья. Поэтому я приказал своим людям быть настороже. Мы поехали, выстроившись по двое, московит — рядом со мной. Когда те трое приблизились, я приказал уступить им половину дороги, что мои и сделали, но те трое не поехали по ней, а остановились в снегу, и первый из них сердито наблюдал за нами, не говоря ни слова. Мы тоже молчали. Как только мы, сколько нас было верхом, проехали, они снова выехали на дорогу и стали оттеснять с дороги маленькие сани. Тяжелые сани не поддавались, из-за чего между моими людьми и ними вышла ссора. Татарин, присланный мне герцогом Константином Острожским и везший моих собак, начал громко кричать. Обернувшись, я увидел, что один из незнакомцев тыкал в кого-то через повозку своим обнаженным мечом. Я приказал своим людям разворачиваться, подъехал к нему и спросил, почему он мешает мне на свободной дороге. Он не отвечал, был совершенно пьян, а может быть, и не понимал по-немецки.