Москит - [44]

Позже Тео смотрел на ее лицо, серебристо-бледное в свете луны. Она плохо спала все последние недели, но сейчас уснула. В заоконной тьме, шелестя шелком, шептало море, и ночь возвращалась к нему вспышками жара, прикосновений и шепота. Прикасаясь губами к ее плечу, гладкому, как прибрежная галька, он ощущал запах моря. Так близко; она никогда не была так близко. Собственные ладони казались ему слишком грубыми и шершавыми, когда он гладил ямочку на ее горле, притрагивался к мочке уха, уголку губ. Она ответила на его поцелуй. Притянула его голову к себе и поцеловала в губы. Он не шевелился, пока она касалась его, безмолвно смотрел, как она сбрасывает покров детства. Обнаженные, они лежали на залитой лунным светом кровати, и он целовал ее грудь и все, что до сих пор принадлежало ее девичьему одиночеству. Он ждал, он был терпелив, и лишь почувствовав, что тугой узел внутри нее чуть ослаб, вошел в нее, двигаясь трепетно, словно птица, погружающаяся во тьму леса. Все глубже и глубже, и, затронув самые сокровенные ее уголки, не в силах сдерживать желание, растворился в ней. Свет почти померк, и тьма укрыла их, и даже шорох моря словно отдалился. Она улыбалась в темноте и смотрела на него, и эта улыбка, прекрасная и печальная, сказала ему, что теперь он всегда будет видеть себя только ее глазами.

Потом они уснули. И все горькие, страшные события дня, взрывы в аэропорту, часы у кровати больной матери, тоска по брату — все уснуло вместе с ними. В покое, под рокот моря ночь незаметно шла на убыль. Проснувшись, Тео уловил в воздухе зеленую свежесть недавнего дождя. Улыбаясь в темноте, подумал, что из таких мгновений и соткан рай. Казалось, он целую вечность странствовал, сквозь время и многие жизни. Снова вспомнились бесцельные лондонские недели, премьера фильма, ненужные знакомства. Никогда он больше не оставит ее одну. После похорон матери они уедут в Коломбо и поженятся. Суджи уже одобрил. Рохан с Джулией обрадуются. Он позвонит им утром. Ночью он забыл об остальном мире. Эта ночь была только ее. И его. Днем будет время для остального.

Луна исчезла за облаком. Он ощутил сухость во рту. Долгие перелеты всегда вызывают обезвоживание. Однако разбудила его не жажда, а какой-то шорох в саду. Он прислушался. Скрипнула калитка? Тихо, моря почти не слышно. Но ведь что-то его разбудило? Тревога медленно разворачивала внутри змеиные кольца. Если бы кто-то проник в сад, вспыхнули бы лампочки над воротами. Показалось. Тео все-таки решил выйти на веранду, посмотреть, что и как, и напиться. Ночной бриз шевелил листву, Тео расслабился, но тут увидел желтое пятно — на дороге тускло и неподвижно светили автомобильные фары. Должно быть, Суджи тоже заметил — он стоял у окна.

— Это ее дядя, сэр, — прошептал Суджи.

В руках у Суджи был лом. Как долго он стоит здесь?

— Пока вы спали, этот человек два раза приезжал. Думаю, он ее ищет. Надо ее спрятать, и поскорей. Очень, очень плохо, сэр, что ее дядя здесь появился.

— Ты давно не спишь?

— Почти всю ночь. Я боялся, что они станут искать ее. Ей надо было вечером вернуться домой, сэр. Вы спрятали деньги в тайник?

— Да, не волнуйся. Вряд ли он сюда за деньгами пришел. Прости за беспокойство, Суджи. Иди-ка в постель. Я поговорю с ним.

— Нет, сэр, — резко сказал Суджи. — Вы не понимаете. Раз он здесь, то ничего хорошего не жди. Он не должен ее здесь найти. А еще лучше, если он никого не найдет.

На взгляд Суджи, Тео слишком долго жил по другим правилам. Он разучился видеть очевидное, и даже события последних месяцев не заставили его поумнеть. Он давно уже не различал грани между тем, что видел, и тем, что хотел увидеть. Суть вещей ускользала от него. И он не послушал Суджи.

— Я выйду и поговорю, — повторил Тео. — Я хочу жениться на Нулани, он может не тревожиться на этот счет. Так ему и скажу. И он успокоится, не сомневайся.

Мольбы и заклинания Суджи были тщетны. Вооруженный лишь надеждой, Тео отправился на встречу с дядей Нулани.

Тот был не один, Суджи это знал. Он различил голос Тео и родственника Нулани, потом еще один, незнакомый. Видеть он их не мог, но раздраженные голоса слышал прекрасно. А потом раздался звук. Какая-то часть его сознания знала, что с таким звуком ломается кость от удара. Затем низкий протяжный крик и выстрел, и еще выстрел, и резкий вой мотора, быстро затихший вдали. Суджи будто пригвоздили к месту, его трясло, подкатила тошнота, сознание окаменело от ужаса. Он слышал голос, кто-то стонал совсем рядом, и лишь через долгий-долгий миг он понял, что это плач его сердца.

Суджи склонился над девушкой. Она спала, окутанная темнотой, не ведая о том, что случилось. Не ведая, что она снова одна и в опасности, что эта ночь убила ее мечты. Суджи приподнял ее за плечи и потряс, пытаясь разбудить. Три потери за такую короткую жизнь, думал он и шептал — тревожно, сумбурно. Тоскливый, бесконечно одинокий гудок поезда прорезал тишину. Суджи видел, что девочка еще не стряхнула с себя сон и смысл его слов ускользает от нее. Он видел, что ее расслабленное тело еще отключено от сознания и она не готова ощутить отсутствие Тео. А может, никогда и не будет готова, с острой жалостью подумал Суджи. Он видел, как с каждым его словом она просыпается, как слова проникают в ее сознание, пока она не поняла с дикой отчетливостью, что больше не услышит голоса Тео Самарадживы.