Москит
Поэтичная история любви и потерь на фоне гражданской войны, разворачивающаяся на райском острове. Писатель Тео, пережив смерть жены, возвращается на родную Шри-Ланку в надежде обрести среди прекрасных пейзажей давно утраченный покой. Все глубже погружаясь в жизнь истерзанной страны, Тео влюбляется в родной остров, проникается его покойной и одновременно наэлектризованной атмосферой. Прогуливаясь по пустынному пляжу, он встречает совсем еще юную девушку. Нулани, на глазах которой заживо сожгли отца, в деревне считается немой, она предпочитает общаться с миром посредством рисунков. Потрясенный даром девушки, Тео решает помочь ей вырваться из страны, пораженной проказой войны. Но вместе с сезоном дождей идиллический остров накрывает новая волна насилия, разлучая героев.
Мощный, утонченный, печальный и мерцающий надеждой роман британской писательницы и художницы Ромы Тирн — это плотное, искрящееся красками полотно, в котором завораживающая красота Шри-Ланки и человеческая любовь вплетены в трагическую, но полную оптимизма историю. Роман номинировался на престижную литературную премию Costa.
| Жанр: | Современная проза |
| Серия: | The Best of Phantom |
| Всего страниц: | 85 |
| ISBN: | 978-5-86471-484-3 |
| Год издания: | 2009 |
| Формат: | Полный |
Москит читать онлайн бесплатно
Посвящается Барри, который все понял, а также Оливеру, Элистер и Молли
…Некоторые места в мире имеют отношение не к географии, а ко времени.
Сол Штейнберг, «Отражения и тени»
1
После ночного рейда лодка вернулась с полными сетями серебристого улова, ее залатанные синим паруса безвольно поникли. Легкий бриз к утру совсем стих, и в посвежевшем воздухе саронги влажно шлепали по ногам рыбаков, пока они толкали суденышко на мелководье, а потом вверх по пустому пляжу, оставляя в песке глубокую темную борозду. Позже задует муссон, а сейчас, как здесь часто бывало, водная гладь напоминала зеркало. На горизонте она сливалась с небом, воздух от далекой грозы чуть подрагивал, а вдоль кромки воды был туманно-густ, хлопьями повиснув между землей, морем и небом. Очень скоро незаметно расползется жара, кишащая москитами и пауками, что в липкой апатии дожидались своего часа, сонно и недвижимо. Но пока грозы не было. Такое происходило каждый год перед сезоном дождей — дня три-четыре, а то и дольше. Каждый год третья неделя июня приносила жгучее желтое марево, и под его гнетом тускнело даже сияющее великолепие бугенвиллей.
Тео Самараджива вернулся с берега со свежей рыбой для обеда. Утро только начиналось. Суджи накрыл завтрак на веранде. На плетеном столике лакированный черный с позолотой поднос, застеленный белоснежной салфеткой, на подносе — серебряный чайник, кувшин с кипяченым молоком, чашка с блюдцем, нарезанный ананас, немного творога и роути, жареные лепешки.
Тео искоса глянул на своего помощника по дому.
— Выжми лайм, Суджи. Сок будет кстати, — сказал он, услышав, как за спиной металлически щелкнула калитка. Слуга ухмыльнулся и исчез. — Методом исключения я догадался, что ты придешь, — вместо приветствия произнес Тео, оборачиваясь.
— Как это? — Нулани Мендис прошла на веранду, села в плетеное кресло напротив Тео и приняла у Суджи стакан.
Тео Самараджива молча смотрел на нее. Задохнувшись от первого ледяного глотка, Нулани неспешно потягивала кисло-сладкий сок. На пальцах, обхвативших стакан, Тео заметил следы краски. Нулани была в юбке, туго стягивавшей талию, и застиранной, некогда белой блузке из тонкой мягкой ткани. Старая зеленая юбка будто намеренно вторила цвету лайма.
— Как это? — повторила Нулани, отставив пустой стакан. — Как вы узнали, что я сегодня приду?
— Ну-у, — протянул Тео. — Утром я видел тебя на берегу, и поскольку ты не появлялась у нас целых двадцать четыре часа, то я и сказал Суджи: «Поторопись-ка с соком. Мисс Нулани скоро будет здесь».
Нулани виновато улыбнулась: ей бы надо сразу домой, а она свернула в другую сторону.
— А бедная миссис Мендис все ждет дочку? — спросил Тео.
В доме играла радиола. Музыка лилась из открытого окна, плыла над верандой и растворялась в кронах деревьев.
— Я рисовала. — Нулани вынула из холщовой сумки блокнот: — Вот.
Придвинувшись на стуле поближе, она открыла альбом. Образы оживали, слетали со страниц, рассыпались в разные стороны, опускались на колени Тео. Вот мужчина сидит, прислонившись спиной к стволу тамаринда. Вот другой: замер на корточках в узкой полосе тени от дома. Женщина лежит на полу, на самодельном ложе из покрывал; ее взгляд, устремленный в зарешеченное окошко, прикован к неровному краю пальмовой крыши. И снова мужчина, постарше, что-то пишет: голова склонена, длинные ноги вытянуты под столом, в левой руке сигарета, за спиной — размытое буйство тропических деревьев.
— Это ведь я? Или… Точно — я. Но когда?..
— Вчера, — засмеялась Нулани. — Я во-он там спряталась, вы меня и не увидели.
— Ну ты и жулик! Отчего же не объявилась? Суджи приготовил отменное рыбное карри. Угостили бы тебя.
— Вы не сердитесь?
— У кустов, оказывается, есть глаза, — поддразнил ее Тео. — Придется быть поосторожнее. Сам с собой уже не поговоришь. А если серьезно — твои рисунки великолепны, Нулани. Хочешь использовать их для картины?
— Не знаю. — Нулани чуть нахмурилась. — Вам правда нравится? — И вдруг неожиданно смело: — Мне бы хотелось нарисовать вас. Только…
Тео озадаченно разглядывал гостью. Нулани Мендис приходила вот уже почти три месяца. А началось все, когда он поселился в этой части острова. Тео пригласили в школу при монастыре — рассказать о его последней книге. Он не так давно вернулся на Шри-Ланку, из какого-то необъяснимого упрямства оставив Англию и все блага, сопутствующие успеху. Его сочли безумцем. «Тигры Освобождения» вот уже много лет тщетно выступали за независимость штата Тамил. Ситуация в стране обострялась буквально день ото дня. А когда сингальский объявили государственным языком, дискриминация тамилов стала повсеместной. Огонь партизанской войны подспудно тлел и в любой момент грозил разгореться. «Что за странное желание вернуться в ад кромешный? — спрашивали у Тео. — У тебя съехала крыша? Известный писатель, квартира в Лондоне, прекрасная работа, налаженный быт — что ты забыл в этом Коломбо? Неужто недостаточно писать о грядущем насилии? Неужто надо непременно испытать его на себе?» И все же… И все же в Лондоне его давно ничто не держало. Быть может, гадали одни, все дело в сентиментальности среднего возраста? Быть может, предполагали другие, прошлое его все же сломало?
