Моряна - [25]

«Ушли, — облегченно вздохнул Краснощеков. — Поверил или не поверил мне, старый псюга?»

Он оглянулся на окна — по улице торопливо шагали Турки.

Провожая пристальным взглядом кума, Захар Минаич сказал, будто вдогонку ему:

— Хватит с тебя и того, что имеешь... Жиреть очень уж стал. Шибко в гору пошел... Хватит!..

И когда скрылся кум за углом, Захар Минаич начал заботливо разглаживать ноги.

Глава седьмая

Лешка-Матрос нетерпеливо сидел за столом; часто приподнимаясь, он быстро говорил звучным, будто звенящим голосом:

— Ну, Андрей Палыч, и дела — как сажа бела!..

Улыбка никогда не сходила с его влажных, тонких губ.

— Да-да, — подтвердил Костя Бушлак, молодой и крепко сложенный ловец. — Здорово тряхнул нас шурган...

У Кости было бритое, докрасна ошпаренное морем лицо.

Андрей Палыч молча сидел у окна, задумчиво навивая на кривой, мозолистый палец жидкую черненькую бородку. Перед ним на подоконнике лежала стопка газет, на газетах очки, запечатанный конверт.

— Оханы жалко, Андрей Палыч, — засветился в тихой улыбке Лешка. — Оханы-то новехонькие. Около полсотни концов пропало с этим относом.

— Зато сами остались целы и невредимы, — вставила Евдоша; она копошилась у печки, приготовляя пельмени.

— Нас, тетка Евдоша, ни одна сила не возьмет, — Лешка вылез из-за стола и, припадая на деревянную ногу, важно прошелся по горнице. — Ни пуля, ни море, ни шторм, ни горе...

У Матроса порозовело лицо.

— Ни одна сила не возьмет нас! — И Лешка снова молодецки прошелся по горнице.

Глядя на него, Евдоша добродушно улыбнулась:

— А без ноги вот остался.

— Без ноги, а живой!

Матрос остановился перед Андреем Палычем и спросил:

— А что с Колякой-то случилось?

—Никак не понять, Алексей. Я еще раз заходил к нему. Опамятовался вроде он, а молчит. Я и так и эдак к нему, а он — ни слова... А люди толкуют, будто кто-то подо льдом его протащил. Этого еще зверства не хватало в нонешнее-то, советское время! Зайду еще раз, проверю. А ежели и на самом деле кто озверел — под суд отдадим! Проучим!..

Матрос посмотрел на горку и, сияя доброй улыбкой, убеждающе попросил:

—Поставил бы ты на стол божью водицу, а то как-то сердцу муторно.

Усмехаясь, Андрей Палыч поднялся и медленно прошел к горке.

Лешка внимательно следил за ловцом.

Вернулся он к столу с бутылкой водки и стопками.

—Что ж, Андрей Палыч, может, перед пельменями прополощем горло? — предложил Матрос.

— Хочешь — прополощи, — уклончиво ответил ловец.

Лешка молча налил стопку и так же молча выпил.

— Эх, как бы не усохла божья водица! — он громко пристукнул протезом о пол и заспешил к печке. — Как у тебя, тетка Евдоша, пельмени-то? — Он остановился около рыбачки и засучил рукава: — Давай помогать буду!

Она, смеясь, отстранила его локтем:

— Делайте свои дела, а тут я сама управлюсь.

— Долго что-то ты управляешься, — и он искоса посмотрел на стол, где стояла бутылка с водкой.

Евдоша вытащила из печки чугун и стала бросать в него комочки теста, в которые была завернута наперченная и с луком, вкусная рыбья мякоть. Засунув обратно в печку чугун, она обратилась к Косте:

— Что ж это Татьяна Яковлевна не идет?

— Должна скоро быть маманя. — Костя приподнялся со стула и посмотрел в окно. — Не видать...

Он пожал плечами и снова взглянул в окно.

— Пельмени зараз и готовы. — Евдоша подошла к посуднику и стала снимать тарелки, деревянные ложки.

— Пойду схожу за маманей. — Костя встал и, набросив на плечи полушубок, направился к двери.

— Ты поскорее, — предупредил- его Лешка и, подмигнув, шагнул к полногрудой Зинаиде, дочери Андрея Палыча. — Рада, что Коська в живых остался? А?..

Евдоша осторожно посмотрела на дочку. Зинаида задорно повела плечами, отложила плюшевый кисет, в уголке его она вышивала розу.

— А это кому? — Лешка показал глазами на кисет и рассмеялся: — Не мне ли?

— Сеньке! Вот кому!.. — Зинаида вскочила и прошла к матери, которая, искоса взглянув на дочку, недовольно покачала головой.

Лешка не удивился ответу Зинаиды. Он знал, что ей нравится Костя, но тот почему-то все сторонился ее. Андрей Палыч и Евдоша, смутно об этом догадываясь, не особенно препятствовали дочке гулять с Сенькой.

Однако втайне они надеялись, что, может быть, одумается Костя...

Подойдя к Зинаиде, Лешка снова подмигнул ей и серьезно сказал:

— Ты брось миловаться с Сенькой. Трепло он, как и Митька Казак!

Зинаида, нахмурившись, ушла по другую сторону матери.

— Неправду, что ли, говорю я, а?.. — Лешка безнадежно махнул рукой и двинулся к окну, у которого сидел Андрей Палыч и, надев очки, задумчиво шелестел газетами. — А про наш район и Островок ничего не пишут газеты?

Андрей Палыч не ответил.

— Я спрашиваю, о нас ничего не пишут? — и Лешка заглянул в развернутый Андреем Палычем газетный лист.

— О нас пока не пишут, Алексей.

— Должны писать! Пора!

Андрей Палыч поднял очки на лоб, посмотрел на Матроса.

— Давно должны! — уверенно повторил Лешка. — А свежие газеты были?

— Были.

— И о нас, значит, ничего?

— Ничего! Зато вот обо всех пишут...

— Как это — обо всех? — удивился Лешка.

— Да так. И про тебя, и про меня, и про таких, как мы с тобой, и про других. А называется статья «Год великого перелома».