Моруроа, любовь моя - [48]

Ваша пропагандистская машина отрицает элементарные факты, пытаясь доказать, будто ваши испытания, в том числе — водородных бомб, совершенно безвредны для нас. К сожалению, время не позволяет мне сейчас опровергнуть всю распространяемую ложь. Ограничусь указанием, что Научный комитет по действию атомной радиации ООН в своих документах за 1958, 1962 и 1964 годы недвусмысленно заявил, что даже самые малые дозы облучения способны нанести вред нынешнему и будущим поколениям, что следует избегать всякого увеличения радиоактивности среды и что не существует никакой эффективной защиты от радиоактивных осадков, образуемых атомными и водородными бомбами. Вот почему упомянутые документы завершаются утверждением об абсолютной необходимости прекратить все дальнейшие испытания ядерного оружия.

Напоминая вам эти элементарные научные факты, я ни минуты не думаю о том, что вы способны разделить мои опасения и отменить замечательное испытание, которое вы приехали наблюдать, или последующие испытания того же рода.

Ни одно правительство пока еще не было настолько честным или цинично откровенным, чтобы признать, что испытания ядерного оружия способны причинить вред. Ни одно правительство не останавливалось перед тем, чтобы подвергать другие народы — и прежде всего народы малые, беззащитные — несомненной опасности ядерных испытаний.

Это тем прискорбнее, что в Пномпене в великолепной речи, вполне сравнимой с теми, которые в военные годы вы произнесли в Лондоне и Браззавиле, выступив защитником несчастного народа, оказавшегося жертвой войны, которая ему навязана, народа, истребляемого бомбами своих «освободителей», вы энергично осудили американское вмешательство и призвали вашингтонское правительство вспомнить о свободолюбивых традициях и отказаться от попыток силой навязать Вьетнаму свою волю, подчеркнув при этом, что только так может Америка вернуть себе подлинное величие и утраченное уважение других народов.

Подобно двумстам пятидесяти тысячам камбоджийцев, слушавших вашу речь, я высоко оценил произнесенные вами справедливые слова. Одновременно я задаюсь вопросом, разве ваша политика в Полинезии так уж отличается от поведения США во Вьетнаме и не даете ли вы повод американцам высказать вам такие же упреки. Впрочем, я их опережу, поскольку у меня больше прав, чем у них. Я обращаюсь к вам с таким призывом:

Будьте добры, господин президент, применять у пас те самые принципы, которые вы в Пномпене рекомендовали американцам; верните незамедлительно во Францию ваши войска, бомбы и самолеты.

Тогда никто не возложит на вас ответственность за распространение в будущем рака и лейкемии.

Тогда вы не будете нести ответственность за появление на свет неполноценных детей.

Тогда дружба, которую питают к вам соседние народы, не будет омрачена радиоактивными облаками.

Тогда вы покажете всему миру блестящий пример, как это и подобает Франции. Ибо тем самым впервые в истории великая держава откажется от применения атомной энергии для массовых убийств не под влиянием страха, шантажа или торга; она добровольным разоружением возвестит свою веру в победу разума!

Тогда все мы, полинезийцы, будем гордиться званием французских граждан и станем относиться к вам так же тепло, как относились в те давние времена, когда вы руководили «Свободной Францией».

Казалось бы, такая речь должна была растрогать де Голля до слез. Однако он слушал с каменным лицом. На всякий случай Теарики вручил ему текст своего выступления и стал ждать ответа. Де Голль молча сунул листки в карман, как ни в чем не бывало пожал руку Теарики и удалился в другой зал, где уже давно томился в ожидании исключенный из своей партии председатель Территориальной ассамблеи Жак Таураа, готовясь произнести изящную и пустопорожнюю приветственную речь. Ему де Голль ответил — и, разумеется, выразил полное удовлетворение. Однако генералу было некогда, ибо его ждали более важные, чем слушание речей, дела. Следующим пунктом программы был военный парад батальонов иностранного легиона, а де Голль превыше всех достоинств ставил точность.

Официальное коммюнике обо всем происходившем за закрытыми дверями правительственного здания отличалось краткостью. Приводим его целиком:

«Вчера генерал де Голль принял депутата Джона Теарики в новом правительственном здании, которое таким образом вступило в строй. Депутат коснулся трех очень важных, по его мнению, проблем: формы правления территории, освобождения Пуванаа и ЦТИ».

Теарики предвидел, что коммюнике будет кратким (правда, действительность превзошла его ожидания), а потому он заранее размножил свое выступление в нескольких сотнях экземпляров, которые после церемонии представления не скупясь раздал журналистам. Из трех местных газет только одна упомянула о встрече Теарики с де Голлем, причем ограничилась приведенным выше мини-коммюнике. Местное радио и телевидение вообще промолчали. Два десятка представителей французской прессы, радио и телевидения, специально прибывшие, чтобы освещать полинезийский визит де Голля, также словно воды в рот набрали.

Хотя генерал де Голль за три дня на Таити произнес еще пять речей, он тщательно избегал касаться трагических проблем, о которых говорил Теарики, ограничиваясь патриотическими фразами и банальными изречениями. Он ни разу не вспомнил о том, что здесь же, десятью годами раньше, Таити представлялся ему последним убежищем человечества в ужасный атомный век.