Моруроа, любовь моя - [40]

До вторжения военных население Французской Полинезии составляло 85 тысяч человек. 45 тысяч жили на Таити, и две трети из них были сосредоточены в орбите Папеэте, единственного города и порта на острове. Из горожан не меньше 6 тысяч приходилось на китайских ремесленников, предпринимателей, уличных торговцев и рестораторов. Остальные 20 тысяч — полинезийцы; женщины сидели дома, занимаясь детьми и хозяйством, а мужчины служили в правительственных учреждениях, строили дороги и дома, работали в порту, водили автобусы и такси, ловили рыбу. Доходы у них были весьма скромные, но ведь квартирная плата и цены на продукты тоже были невысокие.

Таким образом, единственный свободный «резерв рабочей силы» (термин, который мы теперь впервые услышали) находился в сельской местности Таити и на островах упомянутых архипелагов, где население жило безбедно, само обеспечивая себя всем необходимым и выручая на продаже копры вполне достаточно денег, чтобы покупать велосипеды, шкафы, зеркала, патефоны, спиртные напитки и табак. Духовные запросы, как и в прошлом, удовлетворялись религией, с той маленькой разницей, что с приходом» европейцев появились новые боги и священники.

Тысячи таитян потянулись в город уже в 1964 году, как только прошел слух, что есть возможность хорошо заработать, строя конторы и казармы для «французского государства». Однако гигантское строительство полигонов на островах Туамоту требовало неизмеримо больше рабочих рук. И военные корабли направились во все концы, чтобы завербовать чернорабочих. Услышав, что от них требуется только умение копать, долбить, плотничать и класть кирпич и что они будут получать за это 10, 15 даже 20 тысяч таитянских франков в месяц, островитяне не раздумывая подписывали контракты и садились на корабль. За каких-нибудь полгода на французскую службу поступило 5 тысяч полинезийцев. Рабочих и работодателей вполне устраивало, что каждый контракт был рассчитан всего на шесть месяцев.

Получившие работу в Папеэте могли захватить с собой семьи, в отличие от тех, кого направляли на полигоны Туамоту. Но так как последние зарабатывали столько же, если не больше, их семьи тоже обосновывались в Папеэте, где было чем заполнить время в ожидании главы семейства. Когда мужчины наконец возвращались, после трудов под жгучим солнцем на уединенных островах Моруроа, Фангатауфа и Хао, им, естественно, хотелось отвести душу. Прокутят денежки — выход один: вербоваться еще на шесть месяцев и снова ехать на полигоны. Некоторые грамотеи обнаружили, что контракт предусматривает бесплатный проезд на родные острова после окончания срока. А начальство нисколько и не спорило, только выражало сожаление, что как раз сейчас все суда заняты более важными военными заданиями.

Так вышло, что кроме 7 тысяч военных за два года в маленьком городишке Папеэте добавилось не меньше 15 тысяч полинезийцев. Казалось, колонию поразила слоновая болезнь. Речь идет о весьма распространенном в Полинезии недуге, который возникает оттого, что комариные личинки закупоривают лимфатические сосуды, отчего некоторые части тела распухают до чудовищных размеров.

Миллиардный бюджет позволял ЦТИ снимать сколько угодно домов и арендовать практически всю пригодную для застройки землю. На жилье для полинезийских рабочих денег не находили, но военные власти охотно одалживали им палатки, которые ставились на пыльной набережной, на самом солнцепеке. Невыносимые жилищные условия побуждали большинство семей строить себе лачуги из фанеры и рифленого железа на горных склонах за городом. Но у этих неудобных, заросших кустарником земель тоже были владельцы, в основном из числа метисов, а они требовали арендную плату — 2–3 тысячи франков в месяц даже за самый жалкий клочок. Хуже всего для столь чистоплотных людей, как полинезийцы, было полное отсутствие воды. Само собой, за исключением дождевого сезона, когда обильные ливни обеспечивали обитателям лачуг грязевые ванны на дому. Один французский социолог, единственный человек, проявивший какой-то интерес к жителям этих трущоб, установил, что через два года после начала новой эпохи военного величия в Папеэте и его окрестностях было сооружено 3988 фанерных и железных лачуг, в которых обитало 22 474 человека — почти половина всего населения острова.

Для огородов в районах трущоб места не было. До лагуны далеко, к тому же без лодки рыбной ловлей не займешься. Приходилось покупать все продукты в магазинах или на рынке, цены росли с ужасающей быстротой. Самым дорогим и дефицитным товаром оказались такие местные продукты, как батат, плоды хлебного дерева, таро, ямс, рыба и куры, поскольку производители переехали в города и превратились в потребителей. А потому все питались наиболее дешевыми продуктами — хлебом, рисом, макаронами, сахаром и консервами. Голод-то они утоляли, но в еде не хватало витаминов, железа и кальция. На беду цены и на эти товары тоже начали стремительно расти неизвестно по какой причине. Хотя губернатор, как уже говорилось, двумя годами раньше торжественно обещал принять все необходимые меры, чтобы предотвратить инфляцию, в начале 1966 года в одном официальном документе признавалось, что «за прошедший год цены продолжали расти с фантастической быстротой. Так, рыба подорожала на 35 процентов, овощи — на 84 процента, фрукты — на 57 процентов». Откуда власти получали такие точные цифры, остается загадкой. Ибо на самом деле в каждой китайской лавке были свои цены, и власти палец о палец не ударили, чтобы их хоть ^как-то регулировать. Зато политику цен военного командования можно было назвать образцовой: в огромных универсамах, построенных в жилых кварталах ЦТИ, все товары продавались строго по себестоимости. К великому огорчению полинезийцев, в эти магазины имели доступ только военнослужащие, техники и члены их семей.