Мортал комбат и другие 90-е - [6]

Шрифт
Интервал

В деревне все вымерло. Велосипед оставлял след в асфальте. Переднее колесо – тонкий и изящный, заднее колесо – толстый и расплющенный. Эти вмятины оставались на улице 9 Мая несколько лет, пока асфальт не заменили гравийкой.

Но меня поджидало еще одно разочарование. В доме, где жили белокурые братья, распахнулась калитка, и из нее вышли Вова и Эд. Я из последних сил распрямила плечи и приняла независимый вид. Плохо управляемый велосипед подвел меня – руль дернулся влево, колесо попало в засохшую грязную колею, и я с шумом рухнула на обочину, поднимая облако пыли. В глазах засверкало.

– Вот корова, – безразлично обронил Вова. Они прошли мимо.

Окончательно разбитая, я отряхнулась и пешком дошла до дома. Там я смазала обожженные лоб и плечи сметаной и засела в прохладной кухне.

В отличие от остальных детей, которых деревенская родня кормила на убой, мне приходилось почти голодать. Не то чтобы тетя и дядя были жестокими и жадными людьми, нет. В доме не было понятия «завтрак» и «обед». Режим питания был одноразовым – готовили только ужин. В остальное время пили чай. К чаю прилагались масло, хлеб и варенье. Фраза «идемте пить чай» могла, однако, означать, что тетя нажарила гору беляшей. Или напекла булочек с начинкой. Ну или вафель, неважно. Главное – чай. Сваренный (так и говорили – «сварить чай») в железном заварнике и разбавленный жирным домашним молоком.

В общем, в холодильнике было пусто и неуютно. В курятнике я нашла пару яиц, сварила и съела их. И запила – да – чаем.

Тетя Маша вернулась как обычно. Я не стала рассказывать об истории, произошедшей после поездки на базу. Мы играли в карты и ждали дядю Мишу. От усталости и переживаний меня сморило. Сквозь сон я слышала, как он вернулся домой, тяжело топает из веранды в ванную и на кухню под ворчание тети Маши.

Сорок лет работы школьным учителем и завучем наложили на тетю пожизненный отпечаток. Она всеми командует и все комментирует.

Дядь-Мишин топот сопровождался бубнением, сквозь сон я слышала:

– Корова сбежала, а он… бу-бу-бу… ребенок один… бу-бу-бу… какой еще культиватор… бу-бу-бу… Михаил, ты что копаешься?.. бу-бу-бу…

Дядя Миша, добродушный толстяк и простой работяга, страдает тугоухостью. И только это, насколько я понимаю, позволяет ему не сойти с ума до сих пор.

– Жуй быстрее… бу-бу-бу… он еще переодеваться вздумал… бу-бу-бу… мотоцикл…

На слове «мотоцикл» я – тыннь! – подскочила с дивана. Сборы переместились во двор, к гаражу. Солнце спускалось к горизонту. Небо еще не краснело, но жара была уже терпимой. Сухой ветер гнал запах мальвы из палисадников.

Дядя Миша молча выгонял из гаража мотоцикл с люлькой. Обстоятельно протирал сидение, стучал по спидометру, заглядывал в бачок для бензина, надевал и пристегивал шлем.

Обстрел комментариями не прекращался:

– Зачем мы, спрашивается, платим пастуху?

– Михаил, тебе бензина хватит?

– Черныш, не мешайся, иди отсюда!

– Нет, ну как это можно – самому гоняться за коровой?! ЗА КО-РО-ВОЙ? Когда есть пастух!

– О, проснулась, красавица. – Она увидела меня спиной.

Стараясь слиться с пейзажем, я прокралась к мотоциклу и надела шлем, надеясь своими глазами увидеть расправу.

– Ты куда это собралась? Он сам убьется и тебе голову сломает. Что я матери скажу?

Дядя Миша наконец оседлал свой «Урал». Я открыла ему ворота и с тоской закрыла их, когда мотоцикл взревел на дороге. Вторая часть охоты на корову грозила состояться без меня.

Но тетя Маша меняла на веранде цветастый халат на лоснящееся трико с лампасами.

– Ты куда? – не поняла я.

– Пойдем ее, дуру, встречать, – непедагогично ответила тетя. – Может, придет со всеми.

Мы вышли через заднюю калитку и оставили ее открытой. Я взяла с собой велосипед, но на нем невозможно было ехать по рытвинам задних дворов. Сломанный звонок звякал, когда я перетаскивала велосипед через кочки.

За деревню, к полю, куда пригоняли коров, вела широкая асфальтированная дорога. Туда стекались людские ручейки со всей деревни.

– Здравствуйте, Мария Петровна, – раздавалось со всех сторон.

Тетя Маша приветливо кивала.

На поле было громко от мычания. Черно-бело-красная коровья масса откликалась на зов хозяев и расходилась по домам. Вились в воздухе тучи комаров. Смачно падали коровьи лепешки. В деревне принято было называть коров по месяцу их рождения:

– Апреля! Сентябрина! Марта!

Наконец мы остались одни на сильно пахнущем истоптанном поле. Солнце сползло к горизонту, окрасив выжженную степь в красный цвет. И когда за спиной стихло мычание, мы услышали рев нашего старого «Урала». Далеко в степи неслась Майка, ее догонял на мотоцикле дядя Миша. С другой стороны по направлению к корове скакал на лошади и размахивал кнутом пастух.

И тут – не вынесла душа поэта! – я вскочила на велик и рванула брать реванш.

– Евгения! – раздался мне в спину недоуменно-встревоженный крик.

Дядя Миша и пастух гоняли Майку туда-сюда без особого успеха. Я замкнула круг. Корова остановилась и мотала головой, соображая, кто из нас слабое звено. Кого она выберет, поняли все одновременно. Майка бросилась на меня (картинка из телевизора: раненый тореадор лежит на поле, истекая кровью). «Урал» взревел наперерез корове. Романтичный и таинственный в красном свете, скакал пастух.


Еще от автора Евгения Сергеевна Овчинникова
Сквозь огонь

«Они её нашли». Всего три слова в шипящей телефонной трубке заставляют Александру бросить привычную жизнь и любимую семью и сорваться в затерянный в сопках городок своего детства. Ей предстоит вновь погрузиться в собственный ад, пройти сквозь огонь и удушливый дым воспоминаний, балансируя на тонкой грани между реальностью и безумием, чтобы наконец раскрыть страшную тайну девятнадцатилетней давности. Но что, если тайна окажется гораздо ужаснее, чем она могла представить? Отзывы критиков: – Евгения Овчинникова умеет создавать тексты повышенной тревожности, и пугает она читателя не подробным живописанием страшного и не скримерами из-за угла.


Магия Зеро

«Zero enigmatico» – кричала афиша. «Zero misterioso» – вторила другая. «Spettacolo unico!» – третья, четвёртая, пятая… Шоу иллюзиониста Зеро гремят по всей Италии! Один такой вечер «уникальной, загадочной, таинственной» магии сделал каникулы 15-летних Нины, Вани и Насти незабываемыми. В самом пугающем смысле этого слова. Целый год Нина провела на Сицилии, вдали от родного Петербурга – её семье пришлось перебраться сюда, скрываясь от преследования. Переезд изменил Нину: она больше не видит в прохожих динозавров (теперь есть монстры с щупальцами!), общается с лучшими друзьями лишь по интернету (пока те не приезжают в гости!), а главное – не рисует (только в своём воображении!)


Обычные люди

Казалось, что все позади: погони, слежка, испытания. Даже неуверенность в себе осталась в прошлом. Нина теперь — студентка колледжа искусств в Сан-Франциско, преуспевающая художница, гордость не менее успешных родителей. Вот-вот откроется ее персональная выставка под названием «Эволюция»: от совсем детских рисунков, где Нина изображала чудовищ, до последних работ — сильных, уверенных, взрослых. Хорошая жизнь обычных людей. Только вот двое неизвестных в разных частях света — в США и в России — не считают, что история закончена: тех, кто связан с Ниной одной тайной, похищают одного за другим.


Иди и возвращайся

«когда прочитаешь удали это сообщение». С маленькой буквы, без знаков препинания. Мама?! Но как это возможно? Мама три года назад исчезла без следа, и ни папа, ни полиция не нашли зацепок… И если это в самом деле она, то почему дает о себе знать только теперь, когда Нина уже приучилась жить с этой пустотой внутри? В каждом петербургском прохожем четырнадцатилетняя Нина видит его персонального монстра, доисторическое чудовище: басилозавра, прогнатодона, архелона. Видит – и рисует человека именно так. Загадочное сообщение побуждает ее начать собственное расследование, чтобы наконец выяснить, что скрывают от нее отец, следователь и бывшие коллеги мамы, и разгадать тайну маминого исчезновения. Евгения Овчинникова начинает трилогию «Иди и возвращайся» с захватывающего детектива.


Рекомендуем почитать
Мамины сказки

«…Я не просто бельчонок, я хранитель этого леса, и зовут меня Грызунчик. Если кто-то, как ты, начинает вредить лесу и его обитателям, я сразу вызываю дух леса, и лес просыпается и начинает выгонять таких гостей…».


Красный ледок

В этой повести писатель возвращается в свою юность, рассказывает о том, как в трудные годы коллективизации белорусской деревни ученик-комсомолец принимал активное участие в ожесточенной классовой борьбе.


Новый дом

История про детский дом в Азербайджане, где вопреки национальным предрассудкам дружно живут маленькие курды, армяне и русские.


Полет герр Думкопфа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Однажды прожитая жизнь

Отрывки из воспоминаний о военном детстве известного советского журналиста.


Картошка

Аннотация издательства:В двух новых повестях, адресованных юношеству, автор продолжает исследовать процесс становления нравственно-активного характера советского молодого человека. Герои повести «Картошка» — школьники-старшеклассники, приехавшие в подшефный колхоз на уборку урожая, — выдерживают испытания, гораздо более важные, чем экзамен за пятую трудовую четверть.В повести «Мама, я больше не буду» затрагиваются сложные вопросы воспитания подростков.