Морское братство - [95]

Оба немецких миноносца беспечно выходили из облаков дыма, а «Упорный», дрожа всем своим стремительным телом, будто уперся в свой собственный бурун.

И вот на торпедные аппараты дан ревун… Захлестали трассы снарядов и пуль, светящихся всеми цветами радуги. Опять встали столбы от разрывов фугасок. Дистанционная граната лопнула в группе зенитчиков. Николай Ильич сжал поручни и перегнулся вниз, словно готовясь прыгнуть с мостика к угрожающе развернутым торпедным аппаратам. Миг казался вечностью, пока три огромные блестящие сигары не выскочили из труб, не мелькнули в воздухе и сильными нырками не ушли под воду. Торпеды взбили винтами пену, от их бурного дыхания поднялись пузыри. Они мчались, стремительно и неумолимо настигая врага.

Ревун! Стартовала вторая группа торпед. А взрыва все не было. И, продолжая стрелять, первый немецкий миноносец начал поворачивать. Уж одна труба его зашла за мостик. Пронесет?.. Но труба вдруг качнулась, за ней поднялось белое пламя — корабль раскололся, как орех, и вся начинка взлетела в воздух с грохотом, заглушающим звуки второго взрыва. Потом все стихло. Медленно уходила в воду корма с цепляющимися людьми. Вдруг она дрогнула, поднялась вверх красным днищем с еще живыми, ворочающимися лопастями винтов. Вода забурлила и скрыла жалкий остаток корабля.

Второй миноносец убегал во всю мочь за дымовую завесу. Он даже не пытался стрелять.

И тогда на мостик «Упорного» вернулась тишина, и стало слышно, что настойчивый Петров наконец добился Игнатова.

— Мы уже работаем, — кричал Петров, — гляди не выпусти их! — Потом с удовлетворением вздохнул: — Игнатов готов выходить в атаку. Первая группа пока разделалась с двумя транспортами и тральщиком.

Но тут забеспокоился Кононов:

— Штурмовики идут в атаку. Пусть подождет Игнатов, пока они отработают. А то попадут под горячую руку.

Николая Ильича удивило их безразличие. Хлопочут об успехе своего оружия, будто только в нем победа. Не восхититься такой торпедной атакой! Сухари!

— Да, конечно, пусть Игнатов подождет, — согласился Николай Ильич. — И дай мне, Виктор, папиросу. Я не сумею набить трубку.

Только тут Кононов заметил, что Долганов стоит, неестественно перекосив плечи, и рукав его реглана распорот сверху донизу.

— Ты ранен? — тревожно спросил Кононов, поднося к губам товарища папиросу.

Николай Ильич отрицательно покачал головой. Он не знал, на что жаловаться. Просто бессильно повисла рука, и учащенно, с глухой торопливой дробностью, пульсировала кровь. Голоса на мостике то отдалялись и становились совсем невнятными, то болезненно громко врывались в уши.

— Во всяком случае ничего существенного, — сказал он.

И правда, контузия не мешала Николаю Ильичу сообразить, что часть штурмовиков надо направить вдогонку за сбежавшим миноносцем. «Упорный» теперь снизил обороты, потому что одно котельное было разбито снарядом. Он уже не мог догонять противника.

Кононов понял Николая Ильича с полуслова и вызвал ведущего «быка». Короткие верткие машины прогудели над кораблем и умчались на штурмовку. Переходя в пике, они почти отвесно внезапно и яростно устремлялись к воде, а бомбы, казалось, рвались непосредственно под ними.

Эту страшную работу авиации и многое другое в сражении особенно хорошо было видно с «Умного». Хотя Неделяев успел подорвать поврежденный торпедами немецкий миноносец и вел уничтожающий огонь по одному из сторожевиков (двух других сковали и били «Уверенный» и «Увертливый»), и сам Неделяев, и повеселевший Сенцов чувствовали себя незанятыми зрителями. Центральное положение корабля позволяло одновременно наблюдать разные эпизоды разгрома врага. Неделяев, правда, не мог покидать своего места у телеграфа, но Сенцов непрестанно перебегал с одного борта на другой и своими объяснениями помогал командиру следить за всем, что происходило вокруг.

Бой между миноносцами и сторожевиками всего меньше занимал Сенцова. С минуты, когда немецкий миноносец стал тонуть и сторожевики догадались, что им не удастся подойти к своему лидеру, они выжимали все силы из своих машин, чтобы сбежать. Но наши миноносцы легко сохраняли выгодную дистанцию и продолжали их расстреливать. Постепенно огонь сторожевиков ослабевал, и Сенцов равнодушно относился к отдельным близким падениям снарядов, хотя рядом с ним появились раненые, а возле трапа снаряд вырвал кусок металлической палубы.

Сенцов с особенно азартным чувством следил за движением «Упорного». Корабль под брейд-вымпелом комдива не мог уходить из боя, и он догадался, что Долганов готовится показать мастерство дневного торпедного удара по быстроходному миноносцу.

Когда рыжее облако дыма укрыло «Упорный» и ветерок потащил завесу на зюйд, Сенцов только спрашивал себя: неужто немец на этом поймается?

— Ох, поймается, — бормотал Неделяев, — сам на торпеду лезет… Ну и везет Николаю!

Еще дальше на зюйде, куда убежали, атакуя конвой, торпедные катера, на воде забушевал огонь. Горела нефть. От красного ядра ширился и поднимался вверх алый венец, а по воде, почти до борта «Умного», распространился розовый отблеск.

Взрыв торпед в борту немецкого миноносца дошел к Сенцову вместе с перекатывающимся и возобновляющимся грохотом со стороны удалявшегося конвоя. Должно быть, на одном из транспортов огонь достиг боезапаса. На алом фоне неба вспыхивали ослепительные белые росчерки молний, взлетали синие и желтые звезды.