Морские повести - [126]
— Есть одно попадание! — крикнул Снегирев. Навсегда запомнилось Калугину его круглое, счастливое, по-детски улыбающееся лицо, с прилипшей ко лбу прядью мокрых волос. И вновь затрясся воздух, шапка Снегирева покатилась по палубе, перевернулась у борта, исчезла в воде.
Счастливая улыбка еще была на губах Снегирева, но он споткнулся, сделал шаг к борту. Калугин едва успел подхватить его большое, тяжелое тело.
— Степан Степанович! — крикнул Калугин. Снегирев обвис на его руках, рядом вырос Филиппов, соскочивший с торпедного аппарата. Торпедист помог Калугину положить старшего лейтенанта на световой люк.
И второе, что врезалось в память в этот момент: повисшее над поручнями тело Бубекина, его дергающаяся рука, измятый жестяной рупор, бесшумно, как в немом кино, упавший на мокрую сталь палубы. А наверху ритмично сотрясалась высокая фигура Максимова, прильнувшего к черному стволу зенитки.
Максимов стрелял из зенитки, и высоко в небе рассыпался на части, медленно гас голубой осветительный снаряд.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Когда после первой встречи с «Герингом» «Громовой» открыл огонь, дал торпедный залп и ушел в собственную дымовую завесу, тотчас зазвенел телефон в котельном отделении.
— Старший лейтенант Снегирев передает: дали прикурить «Герингу». Крейсер горит! Скоро снова пойдем в торпедную атаку! — сказал мичман Куликов, вешая телефонную трубку.
Котельные машинисты стояли у своих заведываний, положив пальцы на рычаги, повернув к мичману темные остроскулые лица, полные надежды, ожидания, бесконечной решимости. Белый свет фонарей, тусклый отблеск нефтяного пламени дрожали на распахнутых ватниках.
Наверху только что перестал бить главный калибр. Они только что перестали слышать отзвуки залпов, видеть вспышки высоко над головами, в отверстиях вентиляторов, выходящих на верхнюю палубу.
«Подожгли крейсер! Наши комендоры подожгли крейсер!» — торжествующе думал Зайцев, щупая подшипники и регулируя работу насосов.
Они ставили дымовую завесу. Только вошли в нее, и в котельной сразу стало душно: горло сжимал запах копоти и мазута. Вентиляторы нагнетали внутрь задымленный морской воздух.
— Долго ли еще будем дымить, мичман? — крикнул шутливо Никитин. — Этак до самого полюса океан задымим.
— Дыми, дыми! — ответил мичман Куликов. — Тебе что — себя или белых медведей жалко? Так медведи искупаются, а ты и так прокопченный насквозь.
Сверху опять громыхнуло, простонала сталь, мигнули фонари и посыпался асбест с паропроводов. Никитин крепче стиснул рычаг, пригнулся к форсунке. Сейчас ему трудно было шутить. Плохие шутки, когда корабль мчится под обстрелом врага…
Вспыхнули сигнальные лампочки, прозвучал сигнал, прыгнула стрелка на циферблате.
— Дали средний ход! — крикнул Куликов. — Прекратить дым!
Никитин переложил рычаги. Значит, вышли из боя! Он распрямился, стер с лица машинное масло и пот. Он вспотел, несмотря на то что ледяные струи вентиляции шелестели кругом.
И вновь они несли вахту: Никитин на горении, Чириков на питании, Зайцев у насосов. И опять с мостика дали сигнал «полный ход», и в котельной зазвучал ровный, внушающий веру в победу голос командира.
— Снова идем на сближение, ясно? — сказал мичман, выслушав речь командира. — Значит, сейчас держите ухо востро!
И все молчали, ожидая новых сигналов. «В торпедную атаку, опять в торпедную атаку пошли!» — думал Никитин, стиснув пальцами послушный металл.
Но вот что-то звякнуло, пронзительно-тонко свистнуло, в уши рванулся оглушительный вой. Вся котельная наполнилась густым, белым, обжигающим лица паром.
Свистело и выло с правого борта, ничего не было видно кругом, вместо ламп тускнели рыжие пятна, горячая белая мгла слепила глаза и стискивала горло.
Первым движением было: броситься к шахте, найти задрайку, выбраться наверх. Пробит борт и паропровод. Свистело и шипело. Глухо лилась на палубу вода.
— По местам стоять, коммунисты! — прогремел голос, перекрывший все звуки.
Никитин остановился. Коммунисты! Это относилось и к нему, это сразу отрезвило его. Он узнал голос Куликова. Значит, мичман жив, все в порядке…
Густо клубился вокруг пар, вентиляция несла его в глубь кочегарки. Никитин рассмотрел Зайцева и Чирикова, застывших рядом с ним, мичмана, расплывчатой тенью метнувшегося в сторону непрекращающегося хриплого свиста.
— Осколком… Пробиты борт и магистраль отработанного пара… — крикнул ему в ухо мичман. — Заделай пробоину в борту… Я исправлю магистраль… На горенье стань! — пробегая мимо Зайцева, выдохнул мичман.
Никитин кинулся к борту. От форсунок отходить нельзя, но мичман предусмотрел все. Никитин увидел, как к форсункам стал Зайцев.
Никитин обогнул струю напряженно бьющего, почти прозрачного пара. Вплотную приник к борту. В метровой высоте от настила из рваного отверстия хлестал водопад ледяной пены. Вода падала на палубу, стекала в трюм.
Закрыть пробоину! Если не закрыть сейчас же, вода подойдет к топкам…
Уже работала помпа, но море яростно рвалось в пробоину. Сквозь горячий туман он различал, как над нефтяной цистерной между рядами свинцового кабеля вода поспешно пробирается внутрь, пенистыми когтями старается раздвинуть бортовую сталь.
Цикл повестей «Орлы капитана Людова» посвящен приключениям и подвигам разведчиков-североморцев.Действие повести «Голубое и черное» начинается в наше время, в нью-йоркском порту и перебрасывается в сопки Заполярья, в суровую действительность первых месяцев Великой Отечественной войны. Напряженный, полный необычайных событий сюжет построен на раскрытии тайны гибели американского судна «Бьюти оф Чикаго», шедшего из США к советским берегам и потерпевшего крушение в океане.
Цикл повестей «Орлы капитана Людова» посвящен приключениям и подвигам разведчиков-североморцев.Повесть «В океане», по мотивам которой снят кинофильм «Тень у пирса», ведет читателя в балтийский приморский городок, в шведский и норвежский порты, мимо которых лежит путь экспедиции советских кораблей. Орлы капитана Людова, действуя уже в послевоенные годы, разбивают хитрый замысел заокеанских диверсантов.
Действие повести «Боцман с „Тумана“» развивается на палубе торпедного катера и среди диких скал Северной Норвегии, куда проник маленький отряд наших разведчиков для выполнения секретного задания.
Эта книга посвящена приключениям и подвигам разведчиков-североморцев, «орлов капитана Людова», как называет их автор. Наряду с широко известными, полюбившимися читателю повестями «Боцман с «Тумана» и «В океане», впервые печатается здесь новая повесть Николая Панова «Голубое и черное», в которой снова появляются боцман Агеев и проницательный командир разведчиков Людов, ставшие героями удивительных приключений в дни войны и в послевоенные годы.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.