Морские повести - [105]

Шрифт
Интервал

Как это часто случается, люди сразу не поняли всего значения происшедшего. Матросы растерянно переглядывались: что делать? Гасить пламя? А чем? Инструкции, затверженные в мирные дни, как-то сами собой вылетели из головы.

А оно подползало все ближе, это страшное пламя, и теперь судьба корабля измерялась минутами, нет, меньше — долями минуты!

Опасность взрыва была так близка, что Степа в ужасе зажмурился, прислушиваясь к биению собственного сердца. А когда он открыл глаза — увидел: Евдоким Копотей сбрасывает заряды за борт и пламя высокими колеблющимися языками пляшет вокруг него.

Степа растерялся: да он что, с ума сошел? — ведь это же верная смерть!..

А Евдоким работал молча, быстро, он то исчезал в пламени, то поднимался снова, и багровые отсветы озаряли его лицо.

— Сгоришь! — отчаянно дрожащим, почти детским голосом крикнул Степа Голубь. — Евдоким, голубчик, сгоришь!..

Но Копотей, кажется, не слышал его; он продолжал наклоняться к стеллажам, и зарядовые гильзы летели за борт одна за другой. Невысокий, совсем не богатырского телосложения, какой-то домашний, простой, стоял он среди этого дрожащего пламени и спокойно, может быть даже слишком спокойно, расчетливо и хладнокровно занимался своим страшным делом. Одна рука была у него перевязана, и из белого бинт уже успел превратиться в грязно-черный; пламя ползло по матросской форменке; вот оно лизнуло воротник, вот перекинулось к волосам Копотея — и они как-то странно, все разом начали дымиться…

Степа застонал.

Со свистом, так, что Голубь пригнулся, пролетел над головой осколок, и в то же мгновение Копотей, взмахнув рукой, рухнул в самую середину огня. Кто-то вскрикнул отчаянным, срывающимся голосом:

— Ко-по-тей!..

На этом и обрываются более или менее связные воспоминания Степы Голубя.

Дорош не раз впоследствии задумывался: какая нечеловеческая сила подняла этого маленького, тщедушного синеглазого матросика? В два прыжка Голубь подскочил к горящим кранцам и бросился в огонь. Пламя мгновенно охватило и его волосы, на Степе тоже задымилась одежда, но он уже ничего не чувствовал, не помнил — он знал только одно: надо спасти, во что бы то ни стало спасти Копотея!

О том, что он может погибнуть сам, Степе думать было просто некогда: на ощупь он отыскал на палубе Копотея и рывком взвалил его себе на спину.

Так и дошел он до лазарета — в дымящейся одежде, с обожженным другом на спине…

К месту пожара спешили матросы, посланные Небольсиным.


Дорош стоял у орудия — задымленный, со следами копоти на лице.

Пошатываясь, он отошел несколько шагов назад:

— Плутонг, слушать мою команду!..

Неизменный Зиндеев молча остановился возле него.

— Я кому сказал: в лазарет! — сквозь стиснутые зубы крикнул ему Дорош.

— Но, ваше благородие…

— Застрелю! Марш в лазарет!..

Зиндеев нехотя пошел к трапу.

Орудия шестого плутонга продолжали вести огонь. За три часа непрерывного, неослабевающего огня они так нагрелись, что патронные гильзы после выстрела уже не вылезали из казенников и приходилось то и дело пользоваться ручным экстрактором.

Японские корабли появились снова — их было по-прежнему девять, и они, еще не приблизившись к «Авроре» и «Олегу», с хода открыли интенсивную стрельбу.

Орудия крейсера переносили огонь с одной цели на другую, и гул артиллерийских залпов, сливаясь воедино, уже давно превратился в сплошной неразделимый рев.

«Владимир Мономах» вступил в кильватер «Авроре» и присоединился к ее огню.

Медленно, будто нехотя, японские корабли начали разворачиваться и опять отходить за прикрытие туманного острова.

Дорош на мгновение отвернулся от орудий и бросил взгляд на море. Оно кипело, клокотало, бурлило от снарядов; кораблей — до самого горизонта — было столько, что даже приблизительное их число невозможно было бы определить: должно быть, японцы вводили в бой все новые и новые силы.

Слева, в стороне от курса русских броненосцев, виднелся силуэт какого-то странного, очень большого корабля без мачт и без труб. На корабле полыхал поминутно разраставшийся пожар.

Это был броненосец «Суворов». Израненный, давно утративший свои прежние гордые и грозные очертания, лишенный управления, охваченный пламенем многочисленных пожаров, он все-таки еще упорно держался на плаву, и другие русские броненосцы прикрывали его от неприятеля, как прикрывают в стае раненого вожака.

Лишь в пятом часу дня «Суворову» удалось справиться с пожарами и повреждениями, рулевое управление было кое-как налажено, и он снова занял место в строю кораблей, на этот раз концевым.

На глазах у авроровцев затонул буксир «Русь», пошел ко дну крейсер «Урал»…

В боевой рубке «Авроры» нервничал Небольсин. Он то и дело поправлял сползавшую на глаза повязку, покрикивал на сигнальщиков, если те хоть на секунду медлили с докладом, бросал Терентину короткие, отрывистые распоряжения и снова брался за бинокль, в котором не было нужды: в этом водовороте всплесков, ослепительном сверкании орудийных вспышек, в черном густом дыму, прижимавшемся к самой воде, все равно ничего разобрать было невозможно.

На миноносце «Буйном», который отвалил от «Суворова» и стал медленно отходить в сторону, взвился сигнал: «Адмирал передает командование Небогатову», и только тогда Небольсин разглядел, что «Буйный» уходит, сопровождаемый неприятельскими миноносцами.


Еще от автора Георгий Георгиевич Халилецкий
Осенние дожди

Георгий Халилецкий — известный дальневосточный писатель. Он автор книг «Веселый месяц май», «Аврора» уходит в бой», «Шторм восемь баллов», «Этой бесснежной зимой» и других.В повести «Осенние дожди» он касается вопросов, связанных с проблемами освоения Дальнего Востока, судьбами людей, бескомпромиссных в чувствах, одержимых и неуемных в труде.


Рекомендуем почитать
Открытая дверь

Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.


Где ночует зимний ветер

Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.


Во всей своей полынной горечи

В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.


Наденька из Апалёва

Рассказ о нелегкой судьбе деревенской девушки.


Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.