Морские досуги №2 - [11]

Поэтому мы валяемся в койках, нагло игнорируя Устав внутренней службы, запрещающий это делать. Нагло, это так: подойти к обтянутой шконке, и с разворотом в падении, предварительно подпрыгнув, шлепнуться в нее, опустив ноги на спинку. Потом потянуться и сказать раздумчиво нечто вроде:

– День прошел, и слава богу…

А потом все, кто рядом, дружно и отработанно завершат: – Пиздец!

Но пока мы нагло игнорируем Устав внутренней службы, распорядок и нормы приличия, жизнь в роте не затухает.

Рота строится в две шеренги в коридоре. Дежурный раздает увольнительные билеты. Кстати, Викторовичу этот билет вообще без надобности: он самовольщик принципиальный со второго курса. Ему противно и лениво становиться в строй, проверяться по форме одежды, записываться в журнал увольняемых, получать увольнительный билет и, следовательно, быть под контролем. Когда надо, он и сам решит проблему ухода за забор и время возвращения.

Вот рота топает на выход. Дежурный, вооруженный грозным оружием всех дежурных по ротам – палашом, ведет роту к главному входу представлять её дежурному по училищу.

Мичман Димитров по кликухе Вольдемар, Мотыль и Сарделькин стоит дневальным. Ну, не совсем так уж и стоит. Эта фигура в метр восемьдесят девять просто органически не может торчать у тумбочки. (Вообще, кто видел пятикурсника торчащим у тумбочки?) Вольдемар везде и нигде, поскольку он – коллективист. Сегодня он тоже пойдет с нами на танцы. После смены с вахты. Мы – одна компания, с которой приличным курсантам лучше не водиться: еще в историю влипнешь.

Но Сарделькин – не мы, у него крепкая лапа в Москве. Путь его прям и светел. А наш – на ТОФ и во мраке.

Пока же он напряженно готовится к сдаче вахты: курит в гальюне и травит анекдоты. Вернее – на пороге гальюна, поглядывая в коридор и пуская дым в гальюн. Он не теряет бдительности. Это издержки привитого ему на всю жизнь чувства дисциплинированности, а долбаков на флоте не любят. Все же пять лет системы даром не проходят!

(Потом, служа вместе с партизанами, – студентами вузов, всегда поражался их военной убогости! И для на чего держали эти военные кафедры? Это как ПВО – противовоздушная оборона – адекватная волосяному покрытию на женском половом органе: прикрывают, но не защищают!)

Звонит телефон.

Вольдемар, не торопясь, подходит к тумбочке и на подходе к аппарату громко орет:

– Дважды Герой Советского Союза!

И, поднимая трубку, уже обычным голосом:

– Дневальный по 25 роте мичман Димитров.

Затем его голос мгновенно меняется, в нем проскальзывают нотки интереса. – Мисс, а вы уверены, что ищите именно Альфреда Романтикова? Я что-то не помню такого в списках училища.

– Я ошибаюсь? Разве может целый пятикурсник ошибаться?

– Ах, теперь помочь найти?

– Девушка, вы думаете его можно найти?

– Ах, вам телефон сказали?

– Попросил приехать и вызвать из 25 роты?

Зажимая трубку рукой, весело окружающим:

– Опять бабцов наебали, и на нашу роту переключили. Вот спасибочки! Мы не подведем!

Потом опять в трубку:

– А как вас звать? Ах, вас двое?

– Вот, все брошу, оставлю боевой пост, можно сказать – опасную и бессменную вахту и пойду по вашему приказанию искать этого героя. Как звать-то? Вас в смысле, ну имя ваше?

– Не понял, у вас, что, имени нет?

– Так бы и сказали, Валя и Наташа!

– Ну-ка доложите, вы не крокодилы? А то у нас с рептилиями разговор короткий!

– Все говорят – красивые? Ладно, тогда прощаю: моряк ребенка не тронет и девушку не обидит.

(В сторону: – А трахнет!)

– Но смотрите, я строг с милыми лгуньями и очень сурово их наказываю. Можно сказать – жесточайшим образом. А крокодилов просто отстреливаю. Вольдемар что-то слушает, смеется, потом изрекает:

– Ладно, сегодня я добрый, ждите, будет ваш Альфред, даже два Альфреда.

Дверь в кубрик распахивается. Вольдемар весело и громко:

– Мужики, кончай ночевать, подъем, япона мать! Там на КПП две подруги ждут, когда их трахнут! Кто свободен?

Увидев наши фигуры в койках, орет еще громче:

– Николаич, Викторович, какого хера вы тут балдеете? Там две бляди на товсь на КПП!

Викторович:

– Мы, товарищ дневальный, сегодня культурно проводим время на танцах. И ни капли алкоголя, это – железный принцип! Принцип, возведенный в догму отсутствием денег на алкоголь!

Николаич, а в жизни старшина первой статьи Филинов лениво тянет нудным голосом:

– Вообще, курсант Димитров, как Вы можете входить в каюту целого лимона без стука? Вы пока ещё только мичман, а не первый секретарь Коммунистической партии Болгарии! И вы – невоспитанный курсант! Я делаю Вам замечание. Доложите командиру роты, что я приказал, чтобы и он Вас наказал своей властью.

Не оправдывайтесь! Знаю Ваши оправдания наперед. Да, и то, что дважды не наказывают за одно и то же. Вам это только на пользу. Возмутительная недисциплинированность! И что за форма одежды?

Приведите форму одежды в порядок, подберите яйца и не имейте дурной привычки держать руки в карманах!

Вы что скрытый онанист? Я прикажу карманы зашить. А почему оружие дневального – штык-нож засунут в карман? Вы что – извращенец, японский городовой? Да вы и небриты!

Николаич умолкает, пристально смотрит из-под руки и изрекает: