Морские досуги №2 - [12]

– Да, небриты! И у Вас неуставное выражение лица. Это нонсенс. Я вас арестовываю!.. Да, я все обдумал и не погорячился: я вас арестовываю! Каким местом вы думаете о защите Родины и об изучении военного дела настоящим образом? Головкой, наверное. А горит ли в вашем сердце ненависть к американским империалистам?

Пауза.

– Выйдите и повторите подход и доклад благородному лимону!

– Повторяю, не надо оправдываться и делать умное выражение лица. Курсант Дмитров: вы же почти офицер. Что о Вас подумают потенциальные подчиненные?

(Лимон – читайте «Чиполлино – это курсант пятого курса, которого лишили или не присвоили почетное воинское звание «мичман». Старшина первой статьи – особо суровее разжалование, поскольку на каждый погон утомленный учебой пятикурсник должен был пришить по три лыки. Следовательно, такое звание получали люди особо одаренные.)

Обращаясь к Викторовичу:

– Вот видишь, Викторович, до какого маразма и нижайшего уровня дисциплинированности может довести человека беспорядочный половой образ жизни. Он готов перетрахать (как он выражается) по своему легкомыслию весь мир, и наглым образом врывается в нашу интимную культурную жизнь. Траханье, как он изволил сформулировать, не есть эквивалент танцам. Можно сказать – даже вальсу. Но мы его не танцуем, и это спасает положение.

Потом Филинов громко кричит:

– Товарищ дневальный, поправьте головной убор и передайте этим Вале и Наташе, наше коллегиальное решение.

Потом Николаич раздумчиво Викторовичу:

– Я очень не хочу идти на КПП: холодно, черт возьми, впрочем, мы успеем на танцы, если тетки окажутся не те.

Вольдемар, не поняв:

– Что на танцах давно не были?

Викторович:

– Полагаю, можно рискнуть, вдруг тетки нормальные, и мы их трахнем! Николаич подытожил:

– Наше решение: пусть ждут! Так и передай.

Дверь закрывается.

Звонок.

Ленивый голос дневального тянет:

– Генеральный секретарь Коммунистической партии Болгарии…

Потом в телефон:

– 25 рота.

– Извините, товарищ командир, дневальный по 25-й роте мичман Димитров.

– Да бабы с КПП заколебали.

– Так точно, все уволились. Дежурный?… Нет, еще не вернулся.

– Да, а Филинов с Деевым потом пойдут. Да, по обстановке. Так точно!

– Нет, пьяных не будет. А они – спортсмены! Вы же знаете, они ни в одном глазу.

– Не беспокойтесь, товарищ командир. Пьянку в роте не допустим. Нет, не бросили, конечно, просто ни у кого уже денег нет.

– До свидания, товарищ командир, отдыхайте хорошо.

Мгновенно новый звонок.

Вольдемар:

– Заебали!

Берет трубку.

– Дне..

– Я же сказал, мисс, за вами придут. Точно, конечно.

– Ну, в течение минут двадцати. Вы что не понимаете, мы изучаем военное дело настоящим образом.

Влетает в кубрик:

– Всё, жопу в горсть и на КПП. Я уже пообещал, что за ними придут. Не заставляйте ледей ждать, ёб вашу мать!

Неразлучная пара встает, одевает бушлаты. Определят общие финансовые возможности. Они оптимизма не внушают. Но, дело привычное. Нет гербовой, пишем на «Гальюн Таймс».

(«Гальюн Таймс» – газетка Ленвмб, точное название которой не удержалось в памяти за давностью, но на которую насильно подписывается рота уже пять лет. Её никто и никогда не читает, и ей постоянно забиты все гальюны нашей радиоэлектронной системы.)

Выходим и без спешки топаем на КПП через плац, потом под арку, на которой еле различим во влажной темноте лозунг:

«Товарищи курсанты, пусть в вашем сердце горит ненависть к американским империалистам!»

Это произведение политотдела.

Но сегодня мы чувствуем только легкий холодок и безденежье. Впрочем, нас немного согревает интерес к ожидаемому приключению.

Вот и КПП. Достаем увольнительные билеты. (Их на всякий случай отложил Вольдемар.) Предъявляем старому мичману. Проходим никелированную вертушку.

(Спустя 35 лет она осталась той же! Я ее помню в лицо с 1966 года! Честное слово! Но какой она стала раздолбанной и скособоченной! Её надо сохранить в училищном музее, как ключ к свободе и одновременно – вратам заточения.)

В парном воздухе КПП масса женских тел. Лица самые разные. Здесь и матери первокурсников, и девушки, ждущие своих неуволенных друзей, и просто приезжие, и девицы, желающие познакомиться с пятикурсником, а там – и устроить личную жизнь с будущим лейтенантом. Скорее всего, мы станем объектом атаки таких девиц. Но нам некогда разбираться. Из этой толпы надо срочно выхватить Валю и Наташу.

Поэтому Викторович громко вопрошает. И его голос поднимет и мертвого. В нем пятилетняя привычка выслушивать и отдавать команды, голос низок, нетороплив и властен:

– Граждане! Спокойно!.. Кто тут Валя и Наташа?

На КПП смолкли все разговоры. Викторович мгновенно стал эпицентром внимания.

(Потом на всю жизнь запомнилась эта фраза. А через тридцать пять лет Николаич, глядя сверху на большой каскад, скажет:

– Юра, разве это не сюжет!)

– Мы…

От окна отделяются две фигуры. Брюнетка и блондинка. Года по двадцать два. И совсем даже ничего. Это было неожиданно.

Николаич, придирчиво осмотрев, сказал негромко Викторовичу: – Да уж, не крокодилы!

Потом громко:

– Девчонки, вы, вы! Почему опаздываете? Мы ждали вас раньше. Еще в прошлом году! Следуйте за нами.

На КПП – полное недоумённое молчание. Только мичман – дежурный по КПП, смеется, отвернувшись вглубь стеклянной выгородки: он и не такое здесь видел.