Только тут она и спохватилась, что ей не хватит денег на квартиру… Ну все это ничего… Она попросит хозяина подождать… Что с него станется?! Он все поймет… ведь ребеночек болен… она попросит.
Торговый агент повстречался Мосолыжке у самой аптеки.
— Я вот, хозяин, не могу заплатить сегодня…
— Что такое?
— Я в понедельник заплачу… обязательно.
Мосолыжка пыталась объяснить. За всю свою жизнь она ни разу не говорила так много слов подряд.
Торговый агент слушал молча, нехотя, с безучастным видом.
— Гляди, гляди, — только и сказал он.
И ушел.
Допоздна Мосолыжка не уходила из подъезда аптеки. Она выпросила ложку и, узнавая время у служащих, каждый час поила ребенка.
В семь вечера ей пришлось уйти.
Дождь хлестал еще сильнее.
Она закутала как могла своего больного сына. Он так и не открывал глаз. Спал с самого утра. Сколько она его ни тормошила, он не просыпался. Ни разу не просыпался.
Кое-как Мосолыжка добрела до своего дома.
Каждое утро она закрывала свою дверь на деревянный засов. Он и теперь был на месте. Но на двери висел еще и большой замок, из которого торчала записка.
Мосолыжка читать не умела и потому не могла узнать, что было в записке. Зато отлично знала, что означал этот замок.
Всякий раз, когда кто-нибудь из квартирантов не платил вовремя, на его двери появлялся такой же замок.
Мосолыжке приходилось это видеть…
На соседней церкви пробило восемь…
Потом пробило девять…
Дул пронзительный мокрый ветер. Дождь не унимался.
Мосолыжка села на приступки возле своей двери.
Она не смела сбить замок. Да у нее бы и сил не хватило. А если бы и хватило, она никогда б не решилась пойти на такое.
Ведь тех, кто ломает замки, сажают за решетку. А там избивают палками.
Обо всем этом думалось как-то вскользь, словно в тумане.
Закоченевшая, она так и сидела под неумолимым небом, склонившись всем телом над ребенком, закрывая его от потоков холодного дождя.
Временами ее душили слезы.
Лекарство давно кончилось, и как быть дальше — она не знала. Все соседи спали. Да и нечего было надеяться на их помощь. Сколько раз она бранилась с ними!
Снова раздался бой церковных часов…
Мосолыжка почти навалилась на сына.
А он перестал сопеть носиком. Она почувствовала это. Почувствовала в кромешной темноте. Ощупав рукой его головку, она поняла, что ребенок, жадно раскрыв ротик, ловит воздух, словно хочет поймать уходящую от него жизнь.
Мосолыжка приникла к детским губам, согревая их своим дыханием.
Она старалась дышать как можно сильнее, чтобы теплый воздух заполнил горло ребенка, — и все качалась из стороны в сторону, словно баюкала его.
Порой она поднимала голову и совсем тихонько напевала новую песенку — ту, что слышала на городской окраине, в кабачке, где была радиола.
