Морская прогулка - [19]

Гладкая, как в огромной чаше, поверхность воды у Сорренто отражала все побережье с виллами, кипарисами, купами зеленых апельсиновых деревьев и более темным руном виноградников. Солнце еще не вставало, и в неярком утреннем свете особенно бросалась в глаза чувственная красота окружающей природы, и уже не удивляло множество храмов Венеры, развалинами которых был усеян весь берег, они словно бы увековечивали культ любви и наслаждений.

После короткой остановки на Капри — Жоннар торопился в Палермо — «Сен-Флоран» попал в зону мертвого штиля. Все кругом было неподвижно — море цвета цинка, небо, затянутое влажной пеленой. Солнце над яхтой — словно огромный воздушный шар — было окутано той легкой дымкой, дрожащий блеск которой ранит глаза. Под тентом жара становилась удушающей. Хартман и Жоннар предпочли спуститься в кают-компанию, чтобы там поработать около вентиляторов.

— И как только этот кот сумел без трапа взобраться на борт, да еще так далеко от набережной? — спросила Герда Жоржа.

— Неаполитанским кошкам не нужны ни трапы, ни какие-либо другие приспособления, чтобы пробраться туда, куда им заблагорассудится. Они знают волшебное слово, мадам.

— Не смейтесь, Жорж. Вы верите в дурные приметы?

— Конечно, нет… Неаполитанцы научили меня отвращать опасность.

И, вытянув два пальца, указательный и мизинец, согнув при этом средний и безымянный, он изобразил рожки — знак, который должен был защитить от злых духов. Затем он рассказал, какая история приключилась с одним из его приятелей, испанцем из Орана, который проник в подвал одного монастыря в надежде чем-нибудь поживиться. Его взвод, тщательно замаскировав свой грузовик, расположился в эту ночь под оливковыми деревьями, растущими у стен монастыря. В одном из криптов вор, которому на этот раз не слишком везло, натолкнулся на мумии монахинь, и поскольку был он немного навеселе и от природы шутник, то, вылезая из подвала, прихватил одну из них. Когда на следующий день на рассвете солдаты, перед тем как отправиться на передовую, увидели эту мумию, прислоненную к дереву, их охватил панический страх. Как и их товарищ, все они были родом из-под Орана и изрядно суеверны. Напрасно, чтобы их успокоить, Жорж советовал им сделать неаполитанский знак, охраняющий от злых духов, большинство было убеждено, что на них скоро обрушится несчастье. Но один из солдат заверил своих товарищей, что все уладит и отвратит опасность. Прислонив мумию к ограде монастыря, он стал стрелять по ней из ручного пулемета, добросовестно поливая ее огнем, а она, казалось, получала удовольствие от подобного обращения, все больше сгибалась при каждой новой пулеметной очереди и словно саркастически и немного безумно смеялась, подпрыгивая от сотрясавшей ее веселой икоты. Когда же от этой черно-белой куклы остались лишь изрешеченные пулями останки, ее бросили в противотанковый ров и присыпали землей. Час спустя грузовик подорвался на мине.

— И все эти несчастные погибли! — воскликнула Герда.

— Ни один из солдат не был ранен. Из этого следует сделать заключение, что парень действительно нашел средство от «дурного глаза» монашки.

— Ах, Жорж, почему вы мне рассказываете такую жуткую историю.

— Весьма сожалею, — сказал Жорж.

— Из-за этой расстрелянной монашки меня теперь будут ночью мучить кошмары.

— Нет, если вы сделаете такой знак! — И он вытянул руку с двумя нацеленными вперед пальцами.

При этом его движении Мари-Луиза Жоннар, казалось дремавшая в своем шезлонге неподалеку от них, с глазами, укрывшимися за темными стеклами массивных очков, медленно повернула к нему лицо. И странным образом эти черные окружности напомнили ему темные глазные впадины мумии, о которой он только что говорил. Конечно, она ничего не могла понять из его рассказа, но продолжала сидеть в этой немного усталой позе, удивленная или раздосадованная — разве поймешь, когда не видно глаз! — их веселостью. Ему, однако, было известно от Герды, что накануне муж устроил Мари-Луизе довольно бурную сцену.

В «Аризоне» он по очереди приглашал танцевать обеих дам, но порой Мари-Луиза, не ожидая, когда он пригласит ее, сама вызывалась первой, не скрывая при этом удовольствия, крепко прижималась к своему партнеру, смеялась, откинув назад голову. Может быть, она немного опьянела от шампанского? А может быть, пользовалась присутствием Жоржа, чтобы бросить вызов мужу? Но тот словно не замечал их и болтал с танцовщицей из кабаре, темноволосой девушкой с кошачьей мордочкой и нарисованными, удлиненными до висков глазами, которая знала довольно прилично французский и которую он пригласил к своему столику.

Однако, вернувшись в гостиницу, Жоннар разразился такими гневными упреками в адрес жены, что раскаты его голоса доносились до соседнего номера. И, прислушавшись, Герда Хартман поняла, что речь шла о Жорже.

И в самом деле, Мари-Луиза никогда еще не видела мужа в такой ярости. У него порой бывали приступы холодного гнева со своими служащими, без единого крика, и это-то больше всего и производило впечатление, — приступы гнева, полные язвительных, ядовитых шпилек, задевавших за живое. Он давно уже потребовал для себя супружеской свободы, предоставив, однако, подобную же свободу и Мари-Луизе.