Морская политика России 80-х годов XIX века - [28]
На заседании 18 декабря 1880 года Департамент государственной экономии постановил, что он, «согласно мнению Государственного контроля, признает и с своей стороны совершенно необходимым, в интересах как развития наших боевых сил на море, так и ограждения Государственного казначейства от излишних расходов, Морскому министерству в течение предстоящего 1881 г. представить на усмотрение Государственного Совета общий план предполагаемых сим министерством кораблестроительных работ, а также соображения о наилучшем типе для будущих наших боевых судов»[161].
Исполняя это постановление, в Главном Адмиралтействе приступили к разработке перспективной судостроительной программы, фатально обреченной на неоднократные изменения.
Хранящиеся в Российском государственном архиве военно-морского флота (РГАВМФ) документы не позволяют точно определить момент начала работы над нею. Не вызывает сомнений лишь то, что программа разрабатывалась по указаниям великого князя Константина Николаевича, но под контролем А.А. Пещурова, который после отъезда генерал-адмирала 7 января 1881 года на лечение за границу получил известную самостоятельность. Управляющий министерством, в начале 1860-х годов командовавший клипером «Гайдамак», а затем прикомандированный к кораблестроительному департаменту и в 1866 году ездивший в Англию для ознакомления с броненосным судостроением, был достаточно компетентным моряком. Однако продолжительное управление канцелярией выработало у него стремление абстрагироваться от некоторых экономических и внешнеполитических реалий, что отразилось в его записке, датированной 26 апреля и представленной Константину Николаевичу на следующий же день.
Сославшись на завет императора Николая I — поднять Россию на уровень первоклассной морской державы, превосходящей союз второстепенных государств, А.А. Пещуров писал: «Понимая указание это в том смысле, что мы должны быть на море сильнее союза наших ближайших соседей, задачей Морского министерства, к которой оно постоянно стремилось и стремится, должно быть создание такого флота, который равнялся бы соединенным флотам Германии, Швеции и Дании в Балтийском море, турецкому в Черном, а на Дальнем Востоке возникающим флотам Китая и Японии»[162].
Не касаясь вопроса о достижимости подобной цели, заметим, что записка учитывала в составе морских сил трех балтийских государств, включая и корабли, предусматривавшиеся действовавшими судостроительными программами, 23 броненосца со 183 орудиями крупного калибра и 25 крейсеров с 250 орудиями. Турция после войны 1877–1878 годов все еще обладала флотом из 14 мореходных броненосцев со 130 орудиями. Китай же с Японией вместе взятые имели три броненосных корабля, четыре крейсера и восемь канонерских лодок, вооруженных крупнокалиберными пушками. Но положение легко могло измениться за счет утверждения новых программ, с усовершенствованными проектами, или модернизации старых кораблей. Более того, в Европе уже строились недавно заказанные цинским правительством броненосцы, крейсера и миноносцы. Поэтому нельзя не признать, что управляющий министерством ориентировался в своих расчетах на весьма приблизительные цифры.
«Баден» — один из первых германских броненосцев, построенный в 1876–1883 годах
Японский броненосец «Фузо»
Планируя строительство и содержание флота, равного флотам нескольких крупных держав, включая Германию, и в 1880-е годы поставлявшую России оружие и технику, А.А. Пещуров, пожалуй, стремился лишь обосновать наибольший размер ассигнований. Надо думать, что он понимал эфемерность надежд на точное исполнение составленного плана. Возможно, адмирал сознательно игнорировал те противоречия, даже вражду, которые разделяли Германию и Данию, Японию и Китай и позволяли ожидать нейтралитета одних при войне с другими, а значит и ограничиваться на соответствующих морских театрах меньшими силами. Впрочем, для Тихого океана планом и предназначались только транспорты, посыльные суда, канонерские лодки и миноносцы: обосновывалось это скудостью государственного бюджета, малонаселенностью Приморской области и отсутствием «в ней всяких промышленных средств, необходимых для самостоятельного существования там какой бы то ни было морской боевой силы». Далее утверждалось, что «необходимые для военных в том крае действий морские силы могут быть отделяемы, в виде временных эскадр, от Балтийского флота, так как трудно предположить, чтобы нам возможно было вести активную морскую войну одновременно с нашими соседями на Балтийском море и с Япониею и Китаем»[163].
Несомненно, у А.А. Пещурова не было достаточных оснований даже для столь уклончивого утверждения, ведь не далее как в 1878 году само Морское министерство готовилось к нападению англичан на Владивосток. Признавалось им и влияние последних на китайцев. К тому же в Главном Адмиралтействе не располагали сведениями, позволявшими судить о характере широкомасштабных боевых действий на Тихом океане. Неоднозначный опыт экспедиций капитана 1 ранга И.Ф. Лихачева в 1860 и вице-адмирала С.С. Лесовского в 1880 году скорее указывал на многочисленные трудности, которые могли возникнуть при войне с одним только Китаем, особенно если учесть, что подобная война и возможное усиление позиций России на Дальнем Востоке затрагивали интересы Англии, способной, по меньшей мере, оказать давление на Японию, чтобы ужесточить условия ее нейтралитета. Однако условием продолжительной и успешной борьбы с Китаем была опора на хорошо оборудованные базы в близлежащих водах, отсутствие которых, по представлениям адмирала С.С. Лесовского, возмещалось как раз использованием японских портов и содействием иностранных торговых фирм. Не говоря о гадательности таких расчетов, они не учитывали возможности разрыва с самой Японией.
